«Милый Саша! — набирала Паула. — Я люблю тебя! Не теряю надежды тебя увидеть! С базы меня теперь тоже не выпускают. Исследования идут успешно, прилагаю подборку отчетов, снимки и графики. Насчет РНК митохондрий ты оказался прав! Теперь о главном — я твердо решила иметь от тебя ребенка. Пожалуйста, пришли мне свой генокод. Заархивируй, пронумеруй и шли частями, я буду здесь собирать потихоньку. Твоя Паула».
апрель 2003, Москва
На столе лежала маленькая хаба-хаба гражданского образца. Ваня вздохнул, обхватил ладонями стриженую макушку и вновь склонился над планшеткой, в который раз изучая личное дело Всеволода Петровича Трохина. Ване было понятно далеко не все, но блестящий выход он уже придумал, а значит, все должно получиться. Ваня перечитывал дело уже в шестой раз и чувствовал, что не зря выпросил Трохина тебе, вызвав удивление начальства. Чутье Ваню подводило редко. Сейчас ему снова показалось, что на хабу-хабу брякнется долгожданное сообщение, и чутье не подвело — сверкнул огонек и включился динамик. «Извини, сегодня у меня флэшмоб», — на весь кабинет объявила хаба-хаба равнодушным голоском Инги.
Ваня покусал губу, вздохнул еще раз, а затем решительно хлопнул по столу обеими ладонями и объявил:
— Всеволода Трохина в кабинет!
Не прошло и пяти минут, как пара робокопов ввела Трохина. В реальности он оказался еще колоритнее, чем на голограмме, — седые волосы, горящий взгляд и хитрый прищур глаз, неожиданно синих для его возраста. Но довольно бодрый, пожалуй, даже чересчур. Робокопы козырнули и удалились. Ваня щелкнул пальцами, вызвав кресло, изящным жестом пригласил Трохина сесть и для приличия помолчал немного.
— Теперь все будет хорошо, гражданин Трохин! — сказал он. — Я ваш новый следователь. Не смотрите, что я такой молодой. Я действительно только из корпуса, и это мое первое дело. Но обещаю, что справлюсь и помогу вашей беде!
Трохин сидел хмуро и никак не реагировал на эту заготовленную речь. Но Ваня не терялся.
— У меня для вас прекрасная новость, гражданин Трохин. Дело в том, что я отыскал для вас лазейку в законодательстве и уже переговорил с кем надо. Если вы мне доверитесь, то наберете столько бонусов, сколько понадобится для погашения вашего долгового счета.
Трохин посмотрел на Ваню исподлобья и сжал челюсти.
— Выпустите меня немедленно и верните обратно! — рявкнул он и вскочил, сверкая глазами. — Вы не имеете права!
— Ну, ай-ай-ай… — печально произнес Ваня. — Что ж вы, гражданин Трохин?
— У вас отвратительное полицейское государство!!! - орал Трохин.
— Прямо уж полицейское? — удивлялся Ваня, задумчиво щелкая под столом клавишей детектора лжи, горевшей ровным зеленым светом.
— Вы не имеете права сажать в тюрьму чужих граждан!!! - орал Трохин.
— Прямо уж чужих? — удивлялся Ваня, задумчиво водя пальцем по планшетке с личным делом.
— Вы очень пожалеете, что держите меня в тюрьме ни за что!!! - орал Трохин.
— Прямо уж в тюрьме? Прямо уж ни за что?
Трохин выдохся и замолчал. Постоял еще немного и сел. Ваня задумчиво поправил светодиодик, торчащий из стола на гибкой проволочке.
— Вы ж у нас какого года рождения? — спросил он наконец.
— У вас все написано… — Трохин хмуро кивнул на планшетку и отвернулся.
— Верно, гражданин Трохин, написано! — улыбнулся Ваня, показав крепкие белые зубы. — Одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего.
— Уберите этот диодик, раздражает, — поморщился Трохин и снова отвернулся.
— Положено по инструкции, — вздохнул Ваня, — Светить подследственному в лицо диодиком. Никто не помнит, откуда пошла эта традиция. Ну, вы уже успокоились?
— А я и не беспокоился! — заявил Трохин так уверенно, что даже клавиша детектора лжи не мигнула.
— А от чего ж вы так раскричались? Прямо как маленький?
Трохин повернулся к нему и оглядел стриженую голову с торчащими ушами, которые даже чуть зарумянились от смущения.
— А тебе-то сколько? — брезгливо процедил Трохин сквозь зубы.
— Скоро двадцать, — с достоинством кивнул Ваня, — Но к нашему с вами делу это…
Тут хаба-хаба подпрыгнула на столе, сверкнула огоньками и снова громко объявила на весь кабинет: «Извини, сегодня у меня флэшмоб». Ваня совершенно смутился, закусил губу и покраснел окончательно. Он быстро схватил хабу-хабу, отключил ее, спрятал в карман кителя, и только тогда поднял глаза на Трохина, ожидая новой волны презрения. Но Трохин улыбался.
— Поди, девушка твоя?
— Девушка, — уныло кивнул Ваня. — Дубль сообщения почему-то брякнулся…
— Поди, на свиданку не придет? — снова понимающе усмехнулся Трохин.
— Не придет… — вздохнул Ваня.
— Ну-ну, — подмигнул Трохин, — не расстраивайся так. Дело молодое.
— С чего же это вы взяли, что я расстраиваюсь? — спросил Ваня, чувствуя, как голос предательски дрожит.
— Да уж мне так показалось… — усмехнулся Трохин.
— Э нет! — запротестовал Ваня. — Вы только не думайте, будто у меня какая-то проблема с этой девушкой! И будто я вам жалуюсь на эту свою проблему!
— А я и не думаю.
— И не думайте! Никаких у меня проблем! И никаких жалоб, вот!
— Я вам завидую. Всем. Я уже понял, что в вашем мире нет проблем ни у кого. Кроме меня. У вас слишком легкая жизнь…
— Что? — Ваня вздрогнул и сурово взглянул на Трохина.
— Я опять сказал что-то не то? — насторожился Трохин.
— Да уж, — пробормотал Ваня. — Совсем не то. Вот это слово не надо было говорить.
— Какое слово?
— Вот это, на «ж»…
— Которое? Ах, на «ж»… — Трохин задумался. — Нет, не понимаю! Чем и оно вам не угодило?
— Я здесь для того, гражданин Трохин, чтоб помочь вам освоиться в нашем мире, — выдал Ваня еще одну заготовленную фразу. — Поэтому сцудиться с вами я не буду, в сцуд не подам.
Трохин уже привык, что слово «суд» на местном диалекте произносили через «ц». Ваня тем временем продолжал:
— Просто запомните: это слово на «ж» и похожие слова нельзя произносить никогда и нигде!
— Спам?
— Хуже. Моральный травматизм.
— Каким образом?!
— Э-э-э… — Ваня замялся. — Как бы так, попроще… Ну, вот если мы скажем: «утро». То это означает, что неизбежно наступит и вечер, правильно? А там уж, чего греха таить, и ночь… Так же и здесь: если произнести это слово…
— На «ж»?
— Да, на «ж»… То этим самым вы как бы намекаете собеседнику, что и для него когда-нибудь наступит вечер… Ну и… ночь.