Взбешенный тем, что «Эдем-Олимпия» не спускает с меня своего недреманного ока, я попытался обойти женщину, но наступил на протянутый провод и потянул ногу в коленке. Сморщившись от внезапной боли, я оперся на витрину.
— Мистер Синклер? — Она помогла мне удержаться на ногах. — Вы не?..
— Мне можете об этом не рассказывать — я знаю… — Я указал на ортопедические модели. — Я пришел в нужное место.
— Вам нужно посидеть. Здесь наверху есть бар.
— Спасибо, но мне нужно идти.
— Я куплю вам выпить.
— Не хочу… — Раздраженный ее прилипчивостью, я говорил резко. — Вы работаете в «Эдем-Олимпии»? На Паскаля Цандера?
— Кто это может работать на Цандера? Я из отдела управления имуществом — Франсес Баринг. — Она нахмурилась, заглянув в зеркальце своей пудреницы, явно уязвленная моим отпором и недовольная собой за то, что так неудачно попыталась завязать знакомство. — Прошу вас, мистер Синклер. Мне нужно поговорить с вами об одном нашем старом друге.
Официант принял заказ, а она надорвала пакетик с солью и высыпала содержимое в пепельницу. Она сложила бумажку в стрелочку и метнула ее в меня.
Все еще не понимая, зачем понадобился этой привлекательной, но колючей женщине, я сказал:
— Мы соседи — я видел вас сегодня в «Эдем-Олимпии».
— В Алькатрасе-сюр-Мер {45}.
— Где?
— Возьмите на вооружение. Так я называю «Эдем-Олимпию».
— Неплохо. Вы считаете, что это тюрьма?
— Конечно. Она-то пыжится, выставляя себя орбитальной станцией. Люди вроде Паскаля Цандера и в самом деле живут на Марсе.
Я пресек ее попытку изуродовать второй пакетик.
— Франсес, успокойтесь. Вон нам несут выпивку.
— Извините. — На ее лице мелькнула улыбка. — Я такие штуки ненавижу. Шлюха из меня никогда бы не получилась. Секс — еще туда-сюда, но все эти сальные взгляды в заполненных людьми вестибюлях… Я хотела поговорить с вами не в «Эдем-Олимпии». Кажется, я скоро встречаюсь с вашей женой.
— С Джейн?
— Да. Одна из бесконечных проверок, устраиваемых в «Эдем-Олимпии». Когда у тебя ничего не находят, ты начинаешь их любить еще больше. Я с нетерпением жду встречи с нею.
— Она занимается колоноскопией.
— Вы хотите сказать, что она всунет мне в задницу камеру? Давно мечтала, чтобы меня показали по телевизору. А вы?
— У меня отпуск. Он, правда, затянулся, как я и не рассчитывал.
— Мы все это заметили. Вы Бен Ганн нашего острова сокровищ. А я думала, вы пишете социальную историю автомобильной парковки.
— Следовало бы. Это как в Лос-Анджелесе — где бы ты ни был, автомобильная парковка тебя находит. Мне нужно упражнять ноги — выздоравливаю после аварии самолета.
— Да, вы же летчик… — Она закурила, на секунду запалив содержимое пепельницы. — Это означает, что у вас интересная сексуальная жизнь?
— Надеюсь, что так, — я верный муж. Вам это, наверно, кажется абсолютно противоестественным.
— Нет. Просто немного против природы. Но с другой стороны, очень романтично.
Утомившись от этой вымученной болтовни, я развеял рукой табачный дым и попытался заглянуть ей в глаза. Что она — удерживает меня здесь, пока не прибудут люди Цандера? Группа из службы безопасности по наводке помощника Делажа могла следовать за его лимузином до Канн, потом потеряла меня, когда я петлял по городу в безуспешных поисках. А когда я бродил по Круазетт, меня обнаружила Франсес Баринг.
Но если она роковая женщина, думал я, то на удивление неумелая — работает самостоятельно, а имеет очень уж приблизительное представление о том, как добиться своего. Меня поразило, как сильно она отличается от Джейн. Мой юный доктор — та была похожа на девчонку, но уверена в себе сверх всякой меры, а Франсес, такая умудренная, казалась нерешительной; возможно, она карабкалась на вершину корпоративной пирамиды — а защитить себя могла разве что каким-то малохольным юморком. Я посмотрел вниз на ортопедические манекены в фетишистских доспехах. Джейн померла бы со смеху, предложи я ей надеть эти латы для любовного разогрева, но я вполне мог себе представить, как Франсес без слов облачается в такую сбрую.
Увидев улыбку на моем лице, она отхлебнула из своего стакана и расположила его между нами, демонстрируя глянцевитый отпечаток своих губ, словно улику, свидетельствующую о поцелуе — втором за этот день.
— Вы правы, Пол, — заявила она. — Я успокоилась.
— Отлично. Так кто же этот общий друг? Дружба в «Эдем-Олимпии» вещь довольно редкая.
— Этого друга там уже нет. — Ее пальцы двинулись было к пакетику с солью, замерли и, чтобы успокоиться, принялись потрошить бычок сигареты. — Он умер несколько месяцев назад. В прошлом мае, чтобы быть точнее…
— Дэвид Гринвуд? — Когда она кивнула, на ее лицо опустилась туча, а я спросил: — Давно вы в «Эдем-Олимпии»?
— Три года. После смерти Дэвида кажется, что больше.
— Вы были близки?
— С перерывами. Он был очень занят.
— Детский приют, метадоновая клиника. И библиотека Алисы.
— Да, Алиса. «Не увидишь зорким глазом…» {46} — Она уставилась на отпечаток на своем стакане, не отдавая себе отчета в том, что ее губы движутся, передавая беззвучное послание в пустоту.
Проникнувшись к ней участием, я накрыл ее руки ладонью:
— Вы были там двадцать восьмого мая?
— В своем кабинете в здании «Сименс». Я весь день там провела.
— Вы видели, как приезжала полиция, слышали стрельбу?
— Конечно. Вертолеты, машины скорой помощи, репортеры… весь этот кошмар разворачивался, как какая-то безумная видеоигра. На самом деле я с тех пор так и не проснулась.
— Понимаю. — Я взял ее пустой стакан — горячий от жара ее рук. — Все эти убийства… Мне они кажутся просто невозможными.
— Почему? — Она нахмурилась, решив, что я решил блеснуть какой-нибудь парадоксальной идеей. — В «Эдем-Олимпии» все возможно. В этом ее raison d'etre [10] .
— Но это совсем не похоже на Гринвуда. Он созидал, организовывал проекты, а не разрушал. Джейн говорит, что он был идеалистом старого закала.
— Может быть, это все и объясняет? Идеалисты бывают опасными.
— Вы хотите сказать, что он перестрелял всех этих людей, руководствуясь высокими мотивами?
— А какие еще могут быть причины? Внезапное умопомрачение?
— Это вполне вероятно.
— Настоящее умопомрачение — это «Эдем-Олимпия». — Говорила она со спокойным отвращением. — Уайльдер Пенроуз помрачает умы…