– Я заезжал в один из них по пути. Пробыл там минут десять. Там даже солнце не светит, только антенны спутникового телевидения. Но почему Эстрелья-де-Мар совсем другая? Кто задал здесь другой ритм жизни?
– Фрэнк. До того как он приехал сюда, это было просто летаргическое местечко.
– Галереи искусств, театральные клубы, хоровые общества. Собственный избираемый совет и собственная полиция из добровольцев. Возможно, здесь многовато торговцев наркотиками и дам, которым нравится практиковаться в уличной проституции, но ощущается настоящее сообщество.
– Так говорят. Фрэнк всегда заявлял, что Эстрелья-де-Мар – это город будущего. Хорошенько присмотритесь, пока можно.
– Он, вероятно, прав. А как ему в одиночку удалось переделать здесь все по-своему?
– Легко.– Пола ухмыльнулась самой себе.– Ему помогли влиятельные друзья.
– Вы, Пола?
– Нет, не я. Не беспокойтесь, я держала медицинские шкафы на запоре. Я люблю Фрэнка, но последнее место, где я хотела бы быть, – это камера по соседству с ним в тюрьме Сарсуэлья.
– А что скажете о Бобби Кроуфорде? Они с Фрэнком действительно были очень близки?
– Да, они были близки, – ответила она, еще крепче вцепившись в перила, – на самом деле даже слишком близки. Лучше бы им вовсе не встречаться.
– Почему же? Кроуфорд такой обаятельный. Временами кажется одержимым, но способен очаровать кого угодно. Он имел на Фрэнка слишком большое влияние?
– Ничего подобного. Фрэнк использовал Бобби. Это ключ ко всему, – Она пристально смотрела на дом Холлингеров и с усилием заставила себя повернуться спиной к темным руинам.– Послушайте, я должна заехать в клинику. Спокойной вам ночи, если вы сможете заснуть под эту музыку. В ночь перед пожаром мы с Фрэнком не смогли из-за нее сомкнуть глаз.
– Мне показалось, вы говорили, что уже расстались?
– Так и было.– Она вызывающе посмотрела мне в глаза.– Но мы продолжали заниматься сексом.
Я проводил ее до двери, – мне очень хотелось увидеть ее снова, но я не знал, как лучше об этом заговорить. Во время нашей беседы она намеренно приоткрыла для меня несколько дверей, но они, наверное, вели в тупики.
– Пола, последний вопрос. Когда мы боролись на постели, вы сказали, что, мол, не хотите играть больше в какую-то игру.
– Вот как?
– Что за игру вы имели в виду?
– Не знаю. Грубую возню подростков? Терпеть не могу, когда с кого-нибудь сдирают штаны и все такое прочее.
– Но это вам не показалось возней подростков, не так ли? Вы были уверены, что я пытаюсь вас изнасиловать.
Она посмотрела на меня выжидательно, а потом взяла за руку. Заметив загноившуюся рану, в которой так и осталась щепка от ракетки Кроуфорда, она подняла на меня взгляд и сказала:
– Скверно. Если вы наведаетесь ко мне в клинику, я посмотрю. Изнасилование? Нет. Я приняла вас за другого…
Я закрыл за ней дверь, вернулся на балкон и посмотрел вниз, на плавательный бассейн. Дискотека закрылась, и темная вода бассейна, казалось, впитала все безмолвие ночи. Пола вышла из ресторана и направилась в обход к автомобильной стоянке. Сумочка бойко подпрыгивала у нее на бедре. Она дважды помахала мне рукой, явно желая подольше удержать мое внимание. Я уже завидовал Фрэнку, сумевшему воспламенить чувства этой изворотливой докторши. После схватки с ней на кровати Фрэнка было совсем не трудно вообразить, как мы с ней занимаемся любовью. Я думал о ней, пытаясь представить себе эту молодую женщину в палате интенсивной терапии среди биржевых брокеров, находящихся в коме, и вдов с больным сердцем, в непосредственной близости от катетеров и капельниц.
Когда фары ее машины пропали в ночи, я не без труда оторвал свое тело от перил, чувствуя, что более чем готов ко сну. Но не успел я отодвинуться от перил, как за моей спиной зашуршала листва, словно кто-то продирался сквозь гигантские папоротники. Чьи-то сильные руки схватила меня за плечи и отбросили на перила. Оглушенный нападением, я опустился на колени. Тонкий кожаный ремень врезался в шею, в лицо пахнуло тяжелым дыханием, я почувствовал влажный запах солодового виски. Я схватился руками за удавку и попытался высвободиться, но меня потащили по выложенному плиткой полу, словно бычка на веревке, прижимаемого к земле опытным ковбоем.
Чья-то нога пинком отбросила балконный столик на стоявшие рядом кресла. Удавка тоже отлетела в сторону, и руки мужчины сжали мне горло. Сильные, но очень чувствительные, они контролировали поступление воздуха в мои легкие, давая мне глотнуть его в тот краткий миг, когда пальцы слегка ослабляли давление. Они тщательно ощупывали мышцы и сосуды горла, словно играли мелодию моей смерти.
Едва дыша, я буквально прилип лицом к перилам. Луч прожектора маяка потускнел, приближаясь к балкону, и в моем сознании медленно воцарилась кромешная тьма.
– Пяти убийств более чем достаточно, мистер Прентис. Нам ни к чему шестое. Я заявляю это официально.
Инспектор Кабрера поднял свои короткие сильные руки к потолку, показывая, что готов нести любую ношу, но категорически отказывается решать проблемы, которые я перед ним поставил. Мой случай уже и так представлялся явно лишним семинаром этому глубокомысленному молодому детективу, как будто я почему-то решил на собственном примере доказать несостоятельность лекций по психологии жертв преступлений, читавшихся в полицейской академии.
– Я вас понимаю, инспектор. Но, возможно, вы поговорите с человеком, который на меня напал. Как бы там ни было, я весьма признателен вам за то, что вы приехали сюда.
– Хорошо.
Кабрера повернулся к Поле Гамильтон, пытавшейся пристроить у меня на шее ортопедический воротник, и попросил ее засвидетельствовать свое официальное предостережение. Затем он обратился ко мне с краткой речью:
– Процесс над вашим братом состоится примерно через три месяца. Так что отправляйтесь обратно в Англию, да что там, хоть в Антарктиду. Если вы останетесь, пожалуй, не миновать еще одной смерти, на сей раз вашей собственной.
Я сидел в клубном кресле Фрэнка, вдавливая пальцами мягкую кожу его подлокотников. Я согласно кивнул Кабрере, но думал о полоске той более грубой кожи, которая почти прекратила приток крови к моему мозгу. Пола наклонилась надо мной, положив одну руку мне на плечо, а другую на свой медицинский саквояж, и заглядывала в глаза, желая, видимо, удостовериться, что мое сознание ясно. Теперь, после покушения на мою жизнь и моего легкомысленного отказа согласиться с Кабрерой, что кто-то действительно пытался меня убить, она явно перестала мысленно сравнивать меня с Фрэнком.
– Вы употребили слово «официально», инспектор. Означает ли это, что меня официально изгоняют из Испании?
– Конечно, нет.– Кабрера ответил с насмешкой, подчеркивая свое нежелание играть со мной в словесные игры.– Подобные вещи находятся в компетенции министра внутренних дел и Верховного суда Испании. Вы можете оставаться, если пожелаете и на сколько пожелаете. Я просто по-дружески советую вам уехать, мистер Прентис. Что вам здесь делать? Как ни прискорбно, но ваш брат отказывается вас видеть.