– Бледный, очень усталый. Внутренне смирился со всем. Думаю, он уже осудил себя. Он спокойно отнесся к тому, что ты не хочешь его видеть.
– Неправда, Пола, я хочу его видеть. Но я еще не готов. Я навещу его, когда у меня будет, что ему сказать. Есть шанс, что он откажется признать вину?
– Конечно, нет. Он думает, что виновен.
Я ударил кулаком по ладони.
– Поэтому я и не могу его видеть! Что бы он ни скрывал за этой ложью, я не буду ему подыгрывать!
– Ты уже подыгрываешь, если ты остался здесь. – Просовывая руки в рукава халата, Пола хмуро смотрела на меня, словно гадая: что, если этот загорелый и мускулистый мужчина рядом с ней лишь коварно притворялся мягкотелым журналистом, обнимавшим ее в постели Фрэнка? – Ты напрасно связался с Элизабет Шенд, Хеннесси и Бобби Кроуфордом. Этот клуб – просто штаб их заговора.
– Пола… Здесь не Эстрелья-де-Мар. Это Костасоль, и здесь ничего не происходит. И не произойдет.
– Господи, какой ты наивный.
Сокрушаясь над моей глупостью и качая головой, она быстрым шагом направилась к машине. Я не отставал от нее. Она бросила сумку на заднее сиденье, а потом прижалась щекой к моей щеке и положила руки мне на грудь, словно хотела напомнить себе, что мы были любовниками.
– Чарльз, дорогой, – сказала она, – здесь делаются большие дела, намного более серьезные, чем тебе кажется. Открой глаза…
И тут, как по команде, на центральной площади появилась машина испанской полиции. Она остановилась возле порта, и один из полицейских в форме что-то крикнул Андерсону, который как обычно возился на лодочной верфи с катерами Кроуфорда. Я часто приходил на набережную, но мрачный швед избегал меня, не желая говорить о пожаре у Холлингеров и явно дорожа своими безмятежными воспоминаниями о Биби Янсен. Отдыхать он уходил на «Безмятежный», пришвартованный неподалеку от лодочной верфи, и сидел в каюте, не обращая внимания на то, что я прохаживался по палубе над его головой.
Хеннесси ждал полицейских у входа в спортклуб, приветливо улыбаясь в усы, спокойный и уверенный в себе. Его толстенькое брюшко прикрывала пестрая гавайская рубашка, а сам он был олицетворением бизнесмена, занимающегося темными делишками, – самого что ни на есть желанного клиента испанской полиции. Он проводил гостей к себе в кабинет, где для ускорения расследования уже была приготовлена бутылка фундадора и поднос с испанскими закусками.
Минут через двадцать полицейские ушли от него с порозовевшими и довольными лицами. Хеннесси помахал рукой вслед полицейской машине, сияя добродушной улыбкой, – ни дать ни взять Санта-Клаус на пороге универмага перед Рождеством. Он, несомненно, заверил полицейских, что лично обеспечит безопасность в Костасоль и таким образом освободит их от лишних забот; зачем им отвлекаться от своих прямых задач – избиения автостопщиков, интриг против непосредственного начальства и взимания поборов с владельцев баров Фуэнхиролы.
– Они, кажется, не очень беспокоятся, – заметил я, обращаясь к Хеннесси. – Я-то думал, полиция оставила нас в покое.
– Что-то случилось на дороге внешнего периметра. Кто-то проник прошлой ночью на территорию комплекса. В одном или двух домах украдены видеомагнитофоны. Нечего оставлять открытыми двери во внутренние дворики.
– Грабежи? Разве это не странно? Мне казалось, что Костасоль – это место, где не бывает преступлений.
– Хотелось бы, чтобы так и было. Как это ни печально, мы живем в современном мире. Я слышал об угоне автомобилей, хотя одному богу известно, как угонщики проходят через барьер безопасности. Знаете, такие вещи накатываются волнами. Когда я приехал сюда, Эстрелья-де-Мар была таким же спокойным местом, как Костасоль.
– Угоны автомобилей и кражи со взломом? – Меня это почему-то заинтересовало, даже воздух вокруг меня посвежел. – Что нам делать, Дэвид? Составить график дежурства соседей? Организовать призыв в добровольные, патрули?
Хеннесси перевел на меня спокойный, но холодноватый взгляд, в котором читалось подозрение, уж не иронизирую ли я.
– Думаете, нам необходимо заходить так далеко? Но может быть, вы в чем-то правы.
– Подумайте об этом, Дэвид. Может быть, это пробудит людей от летаргического сна.
– А нам это нужно? С ними ведь будет нелегко, они начнут выкидывать всякие штуки. Впрочем, я поговорю об этом с Элизабет.
Он показал на въезжавший в ворота спортклуба длинный лимузин, отполированный панцирь которого сиял ярче солнца.
– Какая она сегодня холеная и ухоженная, – доверительно отметил Хеннесси, – похоже, вот-вот замурлыкает. Поделюсь с вами секретом: она скупила последние не сданные в аренду участки. Забавно, всего несколько краж могут так взбодрить бизнес. У людей сдают нервы, и они, представьте себе, ищут другое применение деньгам…
Итак, преступность подступала к роскошным виллам Костасоль. После недолгих лет тишины и покоя, бесконечных грез о солнечном побережье обитателям Костасоль предстояло проснуться. Я вел счет выходившим на площадь безмолвным балконам, ожидая появления первых признаков жизни. Было десять часов утра, но никто еще и не пошевелился, хотя на потолках уже заиграли первые отблески телепрограммы «Завтрак в вашем доме». Костасоль вот-вот очнется от глубокого сна на дне моря и вырвется на поверхность нового и гораздо более бурного мира. Я ощущал удивительный подъем. Если Бобби Кроуфорд – молодой офицер колониальных войск, то Дэвид Хеннесси и Элизабет Шенд – агенты торговой компании, которые без промедления явятся следом за ним и соблазнят этих доверчивых и послушных туземцев ружьями и безделушками, бусами и дешевыми подделками.
Тем временем уже начали прибывать совсем другие товары. Из багажника «мерседеса» молодые немцы достали компьютеризированный кассовый аппарат. Элизабет Шенд прервала свой тет-а-тет с Хеннесси и поманила меня к себе. Несмотря на жару, на ее безукоризненно подкрашенном лице не было ни капельки пота. По венам этой женщины текла холодная кровь, словно ее хищный ум работал лучше всего при температуре ниже нормальной человеческой. Однако она, как всегда, любезно поздоровалась со мной и милостиво мне улыбнулась, словно назначая свидание, столь необычное, что опрокинет даже различия между нашими биологическими видами.
– Чарльз, как хорошо, что вы пришли так рано! Я ценю служебное рвение. В наши дни никто не стремится к успеху, как будто в неудачах есть какой-то особый шик. Я приобрела кое-что и надеюсь заработать уйму денег. Покажите Гельмуту и Вольфгангу, где лучше поставить этот агрегат.
– А может быть, обойдемся без него? – Я отступил на шаг, пропуская немцев, вносивших компьютер в фойе. – Элизабет, это, конечно, свидетельствует о нашей безграничной самоуверенности, но не думаете ли вы, что несколько поторопились?
– Почему, дорогой?
Она прижалась своей прикрытой вуалью щекой к моей щеке. Ее статное тело скрывал покров шелков, которые зашуршали на моей голой груди подобно оперенью дрожащей птицы.