Не сойти с ума в прошлый раз помог старый маг из людей, сам не вынес пыток, а ему вот помог. Тогда тоже было плохо, очень долго сознание двоилось и явь путалась с бредом. Но он выдержал. Значит, справится и второй раз. Теперь куда проще. В прошлом, которое теперь никто не помнит, он потерял всех, кого ценил и уважал. Их выносили из камер одного за другим. А он все ждал своего шанса и боролся, цепляясь за призрачные и несбыточные надежды: рано или поздно сочтут слабым и сделают глупость. Одну, хотя бы одну!
Он знал и мог достаточно, чтобы переломить ход безнадежной войны – и про демонов, и про ловушку для них, и про плату, которую следует внести. Не знал лишь, что ларец уже подготовлен, жертва выбрана и кровью подтвердила свое согласие заплатить, а маги и шаманы спели все необходимое, завершили вязь заклятий на крышке ларца. Если бы догадывался – предпочел бы сойти с ума.
Что может быть хуже для воина, избранного беречь королеву Тиэсу?
Он не смог вывести ее из ловушки ведимов, куда они сунулись малым числом в последней безнадежной попытке укротить пожар безумия, охватившего мир Саймиль.
Он сам произнес невозвратные слова и опустил крышку ларца, соглашаясь на «оговоренную плату», без которой сил на заточение демонов не хватало у всех магов Саймили. А когда стих грохот чудовищной отдачи заклятия, в пустом лабиринте пещер жив остался он, один из всех. Тиэса лежала в своей камере, очень тихая и спокойная. Невозможно красивая, словно не было проклятой войны и долгих месяцев заточения. И такая же невозможно, окончательно и необратимо мертвая. Много позже, когда похоронили погибших, когда его раны затянулись, и боль утраты перестала сжигать сознание целиком, маги виновато объяснили ему, что для ларца нужна была только кровь королевы. Она все знала и строго запретила говорить о совершенном обряде личному охраннику. Потому что понимала: зная это, он никогда не поведет ее в лабиринт ведимов, на верную смерть. Хуже того, постарается выкрасть и станет делать любые глупости, самые немыслимые, забыв про войну, демонов и угрозу всему миру.
Тиэса была древней королевой, и подданные звали ее «Сердцем мира». Увы, давно и безнадежно израненным. Ведь именно избранник королевы впустил в мир зло первых демонов: поддался черному зову духов, проникших в мир из неведомых глубин нездешнего, и предал свой народ, открыл ведимам секреты первозданной магии эльфов, сделав их безмерно опасными. Скорость реакции и собственно движения тварей возросли, да и их заклятия обрели новую мощь. Король предал всё, стремясь обрести власть над всеми существами мира Саймиль. И начал войну, которая в итоге стерла из этого самого мира эльфов, навсегда сделав их малым народом, ничего не решающим и живущим в жестокой изоляции. Не везет эльфам с королями, если разобраться. Вот и нынешнее ничтожество – чем лучше? Зато королева – она была безупречна.
Орильр отменно помнил себя прежнего, из времени древней войны – молодого упрямого дурака, тенью следующего за королевой, которую подданные оберегали и любили безмерно. Он тоже оберегал, заслонял и старался хоть немного облегчить бремя бед. И молчал, как истукан. Какой смысл говорить, что ты тоже ее любишь? Будь счастлив, что признали лучшим воином и дозволили охранять, находиться рядом, видеть каждый день.
Седой закашлялся в новом приступе удушья, вызванного каминным дымом и, куда больше, старой болью вины и утраты. И горьким смехом – тоже. Если бы «король» знал, как он, не сохранивший королеву, казнил себя тогда, безмерно давно, как просил сородичей о наказании. Он желал боли, чтобы хоть так утешить истерзанную душу. А его уговаривали, успокаивали и утешали. Хуже того, считали героем. Даже осмелились просить стать новым королем. Эльф усмехнулся. Хоть одно приятное воспоминание – как он их гонял по разрушенной площади прежней столицы! Впрочем, впрок не пошло. Королем быть предложили Лиррэлю-а-Тэи. Всего лишь за то, что он приходился племянником «спасителю мира». Только у вечных дядя может быть младше племянника на две сотни веков! Лиррэль охотно принял власть и наслаждался ею. Он же – Лильор-а-Тэи, Высший хран погибшей королевы – ушел из Лирро и долго бродил по странам людей и гномов. Так долго, что на родине забыли и его имя, и даже прозвище «Ключник» – то есть закрывший ларец зла…
Между тем дома, в долине эльфов, подданные короля Лиррэля все чаще пользовались возможностью уйти в сон забвения. Решали таким образом любые проблемы, забыв, что утрата памяти и знаний – величайших грех для рода эльфов. А прежде считалось более того – преступлением. Что может быть хуже для эльфов, всего их маленького сообщества, чем потеря знаний и памяти? А память таяла.
Вернувшись, он не застал родных, способных узнать его, и обрадовался: никто более не назовет Ключником. Осталось лишь укоротить и подновить имя. Лильор-а-Тэи, его прежнее, до сих пор иногда упоминается в покрытых пылью пергаментах. Зато нового, совершенно не королевского, – Орильр – там нет. Окончательно разрушена связь этих двух имен в мире утративших память эльфов. Иначе глупый выскочка Лэйлирр знал бы, что он, невольно погубивший древнюю королеву, никогда не признавал иных носителей венца, переплавленного из ее диадемы. Более того, алмазы диадемы он не отдал для новой короны.
Племянник Лиррэль с трудом, но мирился с непокорностью уступившего корону родича, пока помнил о родстве. А позже – терпел просто по привычке. Это оказалось не так уж сложно: в столице новой страны, Лирро, назвавшийся Орильром почти не бывал, с утратившими память и личность соплеменниками общался неохотно.
Правда, очень старался жить и «не делать глупостей» (с него взяла в свое время обещание Тиэса), и он честно исполнял хотя бы посильный последний долг. Даже пытался наладить эту самую жизнь.
Однажды показалось, почти удачно, – жена была чем-то похожа на древнюю королеву, на утраченное Сердце эльфов. Внешне, само собой, но и это грело душу, сладко обманывало рассудок: он обманывался охотно, выдумывая и взращивая нелепые мечтания. Мол, не случайно всё, не лицо подобно, это душа королевы пытается вернуться в мир… Когда жена отказалась он него, выстроенные на песке замки рухнули. Самая удачная пытка «короля», усмехнулся Орильр. Знал бы самозванец, насколько – порадовался бы.
Тиэса-а-Роэль утрачена для мира, и эта боль не желает уходить. Ее кровью и жизнью демоны заперты в ларце. И пока они не сгорели, пока пляшут черными злыми Огнями ведимы, призывая тьму из бездны, душа королевы будет оберегать сохранность заклятия, слов которого уже никто не помнит. Да и нет более в мире магов, способных повторить прошлые деяния.
Орильр устроился поудобнее, плотнее сжавшись на пятачке раскаленного каминного дна. «Король» обещал откормить и подлечить для новой пытки. Хорошо. Даже замечательно: первый шанс за долгие тягучие десятилетия боли, подтачивающей остатки желания жить.
Он бы давно ушел в сон, лишающий бремени прошлого. Но забывать – то же самое, что предавать. Не самих друзей, а их память, и еще неизвестно, что хуже. Эльф попытался улыбнуться, сухие губы треснули, жажда стала донимать еще острее. Ничего, напоят – им велено беречь пленника и сохранять в нем малую искру жизни. Орильр снова упрямо улыбнулся. Тогда, безмерно давно, был один вечер. Гномы, обещавшие устроить вход в катакомбы ведимов, еще не закончили туннель. Образовалось немного свободного времени. Маги усердно копили силы, бойцы отсыпались впрок, и у людей, и у эльфов с гномами это получалось очень удачно и выразительно. Потолки дрожали от храпа! Он, воин охраны, тогда полагал, что именно спасаясь от усердия отдыхающих королева пожелала посетить старый водопад заброшенного парка.