Баг слушал. Он не вполне разделял изумленное возмущение юной Йошки. То есть все это было довольно странно и не очень привлекательно, но Баг повидал в своей жизни достаточно, чтобы понимать: если много людей живет именно так, а не иначе, значит, это неспроста. Значит, жить так им нравится и иначе они просто не могут. Даже один человек очень отличается от другого; а уж про культуры и говорить нечего.
Тем временем увлекшаяся темой Йошка рассказала еще более потрясшую ее историю: как родители ссорились из-за ребенка. Во взглядах на воспитание не сошлись или что. «Даже не понять, о чем они кричали, представляете? О чем угодно, только не о ребенке. Это мое-о право! У тебя не-ет такого права! Ты не имеешь пра-ава лишать меня пра-ава! Как маньяки: право-право, право-право… Кончилось тем, что у ребенка истерика, а они лойерам своим названивают…»
Баг выслушал и это.
Они беседовали о том о сем, и Баг, одарив девушку парой нехитрых комплиментов, незаметно ввернул вопрос про Лекарственный дом Брылястова.
Посетовав на мужское любопытство, Йошка поиграла глазами, и Баг сделал вид, что окончательно пленен.
— Ну неужели же ваш… э-э-э… начальник, — глядя Йошке в глаза, спросил Баг, — неужели же он совершенно не ценит такую красоту, которую каждый день видит в своей приемной?
Йошка задумчиво помолчала мгновение. Баг с самым искренним, на которое был способен, недоумением смотрел на нее.
— Он так занят, — улыбнулась Йошка затем, и честный человекоохранитель почувствовал, что девушка удержала какие-то слова, чуть было сперва не сорвавшиеся с языка. — О, преждерожденный Кипятков, он – окей, он такой у-у-умный, такой значительный, ему про-осто ни до чего. Как с утра придет, сядет за стол, ухватится за телефон, так весь день со стула не поднимается. Я боссу чай приношу, а он на меня даже и не посмотрит: занят. Иногда я старую-то чашку приму у него, а там чай остывший, нетронутый. Не успевает он даже чаю попить, а вы говорите… — Она картинно закатила глаза. — О-о-очень много работы.
— И у вас, милая Йошка, тоже, наверное, нет и минутки свободно вздохнуть от дел?
— Да, целый день я кручусь как пчелка. То одно, то другое. И звонки, звонки, звонки-и-и… В последнее время очень много варвары звонят, из Европы. Наверное, мы с боссом туда скоро опять поедем. — Йошка состроила недовольную гримаску. — По первости-то было интересно, а теперь ску-у-учно. Не хочу ехать, а надо: как же босс без меня? Кто ему бумаги разберет и поднесет, кто чай заварит…
— Да, трудно вам, — сочувственно кивнул Баг. — Все без отдыха, все на службе. Вот ваш Кипятков-то уехал, а вы все сидите. Он отдыхает, а вы что же?
— А босс вернется, и я в отпуск пойду, — Йошка, внимательно оглядев кружку, сделала приличный глоток, стараясь не смазать помаду.
— Уедете куда-нибудь?
— Да, к маме поеду, в Улумуци. Там так хо-ро-о-ошо сейчас…
— А босс… — Баг постарался выговорить это слово непринужденно и естественно; кажется, получилось. — Он небось в Ханбалыке отдыхает, да? Или в Европу подался?
Появился Ябан-ага и торжественно установил на стол большое блюдо с карпом под соевым соусом. От карпа исходил небесный аромат.
— Ой, какая прелесть! — захлопала в ладоши Йошка. Ябан-ага удалился, пряча в поклоне довольную улыбку. — Нет, босс в Европу не ездит, — продолжала она, ловко отделяя палочками сочный кусок и согласно обычаю кладя его на тарелку Багу. — Босс проводит отпуск в укреплении здоровья.
— Это правильно! — Баг в свою очередь выщипнул из карпа приличный шмат и положил Йошке. — Такие люди мне нравятся: уехать ото всех и бегать, прыгать, подтягиваться, стрелять из лука, скакать верхом, с мечом упражняться… Вскоре чувствуешь себя совершенно другим человеком.
— Да не-е-ет же! — засмеялась Йошка, поднося палочки ко рту. — Босс не скачет. Они с приятелем каждый год в это время на три-четыре седмицы уезжают в Карельский уезд и там сплавляются на байдарках по рекам. Босс нарочно не берет с собой телефон, чтобы никто не мешал. Так и говорит, когда уезжает: исчеза-аю! И действительно исчезает. Где он сейчас – никому не ведомо. Отрешается от суеты каждодневных дел…О, безу-у-умно вкусно!
Карп и правда был великолепен. Ябан-ага, как всегда, превзошел себя.
Баг тут же положил девушке еще.
— Благодарю вас, — Йошка пригубила пиво. — Босс – он уже в летах и говорит, что только… — она наморщила лобик, явно собираясь процитировать Кипяткова. — Только уедине-ение с близким другом на лоне де-евственно дикой природы позволяет ему полноценно отдохнуть, чтобы потом с новыми силами приступить… — Йошка запнулась. Взмахнула недовольно палочками. — Забыла. Словом – приступить.
Что-то тут было не то.
Баг рассмеялся.
— Нет, милая Йошка, вы как хотите, а я на его месте, — он сделал выразительное лицо, — проводил бы эти три седмицы не с другом, а с подругой, вот хоть с такой, как вы. Тем более – вы рядом.
Йошка отложила палочки и вынула из рукава веер. Несколько раз обмахнулась. Потом закрыла пол-лица ароматными сандаловыми пластинками, украшенными тонкой резьбой, и бросила на Бага пристальный взгляд.
«Вроде ведь не жарко в харчевне», — подумал простодушный Баг.
— Нет, вы… не понимаете, — Йошка справилась с собой и, отложив веер, взялась за пивную кружку. — Тут осо-обое дело… — она доверительно наклонилась через стол к Багу. Баг воспользовался моментов и тут же аккуратно накрыл ее ладошку своей. Йошка слегка вздрогнула, но руки не убрала; кажется, доверие ее было Багом окончательно завоевано. «Не зайти бы слишком далеко…» – Ладно уж. Дело в то-ом, скажу вам по секрету, что… босс… он мечет свои стрелы не в я-ашмовую вазу, а в медный та-аз… Ну, вы меня понима-аете? — глаза Йошки блеснули.
«Фу, — огорченно подумал Баг. Вот почему лицо Кипяткова, при всей его обыденной приятности, показалось отталкивающим, понял он. — Фу, преждерожденный Кипятков. Как же это вы так, а?»
Он никогда не относился с предубеждением к тому, что один мужчина может любить другого и это чувство бывает взаимным; просто это казалось Багу не совсем естественным. Естественность наблюдается там, где голубь, возвышенно курлыкая, гарцует на узком подоконнике перед голубицей; где кот очумело орет, унюхав пленительный аромат дорогой его сердцу киски; где осел, забыв о том, чтобы вертеть водонаборный ворот, вовсю заигрывает с ослицей; где хайнаньский макак, распоясавшись, невообразимо козыряет собой, красивым, перед макакой; где конь восторженно ржет, завидев приятные его глазу линии тела кобылицы, — такова природа и властный зов жизни, желающей продлиться в бесконечность времен, навсегда. А в том, чтобы метать стрелы в медный таз, нет естественности – так, баловство одно…
Йошка выпрямилась и осторожно извлекла руку из-под Баговой. Баг сделал вид, что смущен. Он и правда испытывал некоторую неловкость: перед внутренним взором стояла печальная Стася в траурном черно-белом халате. Но охотничий инстинкт вел его дальше.