“Это что же, она тут всю ночь торчала?!”
— …Но верхние задние окна последней лестничной площадки выходят как раз в стык крыши соседнего дома, пролезть худому человеку можно, а вот тюк вытащить – не получится. По всему выходит, что тюк еще в доме, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо.
Воцарилось молчание. Баг думал.
— Вы дрожите, — строго заметил он.
— Нет, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо!
— Не спорьте. Вам холодно. — Баг испытал внезапный приступ нежности: хотелось сорвать с себя халат и укутать ее, хрупкую, прелестную, укутать и греть, греть, греть, и молча смотреть, как она улыбается… — Вы совершенно замерзли… преждерожденная Цао.
Ханеянка отвела взгляд и покаянно опустила голову.
— Так нельзя, — стараясь смягчить голос, втолковывал ей Баг, — это же безобразие, драгоценная преждерожденная. Ведь есть телефон, вы должны были позвонить. Я же ясно сказал: при возникновении любых ситуаций. Звонить. Мне. Сообщить. Человекоохранитель должен выполнять распоряжения.
Цао Чунь-лянь не поднимала глаз.
— Я понимаю, вы хотели как лучше, вы хотели отличиться. Но главное для человекоохранителя – умение работать в команде, с напарниками, не ставя под удар задание в целом из самолюбия, — наставлял девушку Баг, а потом вздохнул и подумал мельком: “Попробовал бы меня кто-нибудь заставить работать в команде, когда мне было столько, сколько ей сейчас…” — Ладно, ваше поведение мы обсудим позднее. Сейчас – к делу. — Он подошел к выходу из подворотни и окинул внимательным взглядом дом напротив. Дом, в котором, если верить Чунь-лянь, скрывался – своей волей или нет – есаул Максим Крюк.
Три этажа по два окна в каждом – небольшой, типично мосыковский особнячок постройки середины позапрошлого века, окрашенный светло-зеленым, основательный, крепкий и на вид уютный. Парадная дверь в первом этаже, рядом – доска, на которой белеют разноразмерные бумажки. Положим по одной квартире на каждый этаж, больше-то вряд ли, да и то – комнаты по четыре, тесновато будет. Неказистое жилье.
По обеим сторонам – двухэтажные дома с пологими, примыкающими почти вплотную к стенам восьмого дома крышами; с этих крыш удобно заглядывать в окна третьего этажа. Еще дальше слева по улице – трехэтажный же особняк темно-зеленого цвета, но роскошный, с небольшим садиком, забранным чугунной решеткой; перед входом – будка охранника и большая бронзовая дщица с крупными знаками: апартаменты североамериканского торгового представителя в Мосыкэ. Мимо будки, о чем-то оживленно беседуя, как раз прошли Хамидуллин с Казаринским.
Да не замешаны ли тут, не дай Будда, иноземцы?
Переулок пуст. Кроме студентов и Бага с Цао Чунь-лянь – никого. Лишь у дальней церкви несколько человек: мужчины. Сдернув шапки, истово крестятся перед входом.
Итак…
Похоже, наше практическое занятие перерастает свои первоначальные рамки и выливается в нечто большее. Ибо мы имеем пропавшего есаула Крюка, который в паре с неким неизвестным вчера ночью занес в этот домик какой-то тюк, удивительно напомнивший ханеянке завернутого в ткань человека. Из храма Мины, между прочим. Странные стали появляться в Поднебесной верования, ой, странные! Жаль, конечно, что Чунь-лянь не могла удостовериться, остался ли в храме после ухода Крюка с товарищем тот, пришедший раньше, в очках… Вот тут бы ей с однокашниками и связаться, и работали бы вместе: один туда, второй сюда… Эх, юность – лишь бы впечатление произвесть…
Поставлю ей это на вид потом… когда согреется.
Ладно. Налицо нечто, что требует немедленного вмешательства. Если еще не поздно… Что же они вынесли такое из пирамиды? Или… кого же?
— Ну, — Баг вернулся к мусорным бакам, где все еще стояла пристыженная студентка, — признайтесь, преждерожденная, на крышу уже лазали? Говорите-говорите, чего уж…
Помедлив самую малость, Цао Чунь-лянь кивнула.
— Прекрасно. Надо думать, вас никто не заметил?
Отрицательно помотала головой.
— Что-нибудь полезное увидели? Чунь-лянь подняла на Бага глаза, и тот с удивлением обнаружил, что в ее взгляде нет ну ни капельки раскаяния; наоборот – студентка очень старалась, да не успела до конца стереть с лица… улыбку.
— В тех окнах, что сбоку справа, — указала она, — там, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, прихожая и одна комната. Обстановка вполне простая. Я видела несколько человек – такие… здоровенные… неприятные… Пили, кажется, чай и играли в кости.
— А есаул Крюк? И тот, второй?..
— Драгоценного есаула Крюка среди них не было, а второго я толком не разглядела… А слева все окна занавешены плотно, даже свет не пробивался. Или там не зажигали света.
— А чердак?
— Чердак?..
Баг сокрушенно вздохнул.
— Ладно, разберемся с чердаком. Показывайте дорогу на крышу.
Чердак в доме был. Как дому без чердака? Но единственное его окошко надежно заколотили специально подогнанными досками – от голубей, любящих погреться у печных труб и, возвышенно курлыкая, справить нужду рядом с ними. Голубь нынче пошел крепкий да рослый, и в стремлении очутиться на вожделенном чердаке, у теплых труб, традиционно тонкую заградительную фанерку выбивал с налета грудью, даже не заметив. Так что – доски, только доски.
Вообще при ближайшем рассмотрении дом оказался довольно запущенным, явственно требовал капитального ремонта, и довольно странно выглядели при таких обстоятельствах белые разномерные бумажки на доске у входной двери, оказавшиеся объявлениями о сдаче квартир внаем. Выходило, что свободны чуть не все квартиры, кроме одной, на третьем этаже, а это в центре города – редкость изрядная, объясняемая, скорее всего, единственно несоблазнительностью предлагаемых жилищ. Дом наводил на мысль, что его владелец, гонясь за сиюминутным барышом, силком откладывал до последнего его починку, вовсе не соображая, что после нее, при обновленных-то обиталищах посередь Мосыкэ, прибытки его по меньшей мере упятерятся. Или у домовладельца решительно не было на ремонт денег. “Куда Мосыковское управление этического надзора смотрит? — критически размышлял Баг, пока прекрасная ханеянка показывала ему, как именно она вечером на крышу пробиралась. — Хоть бы ссуду домовладельцу дали, что ль, раз у него в кармане пусто… Ну а ежели дом казенный, то этакое небрежение и вовсе человеконарушением пахнет…”
Крыша, однако же, выглядела удобной – пологая такая крыша, вся в трубах, за одну из коих, ближнюю к окнам, Цао Чунь-лянь ночью уже успела протоптать в снегу узенькую тропку. Хорошая крыша, даже если и захочешь – не свалишься. Баг любил такие крыши.
Оставив Хамидуллина и Казаринского внизу и велев скрытно наблюдать за входом, отмечая всех вышедших, а если, паче чаяния, появится есаул Крюк – одному следовать за ним, а другому оставаться на месте, честный человекоохранитель с Цао Чунь-лянь засели за трубой.