— Он читал на родном, — перебила она меня. — Он знает язык, как родной и читает, как… Он зачитывается этими кошмарными… книгами.
— А ты?
Она промолчала.
— А кто он? Чем занимается?
— Он… В бизнесе.
— Это я уже понял. Вся эта квартира с холодком шипит мне: бисснесс-бисснесс… — она почему-то вздрогнула и как-то напряглась, но не при слове «бизнес», а при слове «холодком». — Но в каком бизнесе? Палатки на углу? Прииски в Сакраменто?..
— В данный момент открывает филиал казино в Питере. В русском стиле.
— Да, ну? — восхитился я. — С девками?
— Наверно, — равнодушно пожала он плечами. — Еще — бензоколонки… Кажется, автосервисы. Но это… Верхушки. Он… У него… Что-то с нефтью.
— Вот это — да, — я аж присвистнул. — Тогда он не меня купить, он может нанять целый штат таких, как я. Но платить будет скупо. Во всяком случае, никогда не переплатит.
— Откуда ты знаешь?
— Такие ребята, моя донна, — сказал я, захлопнув книгу и положив на столик, — никогда не платят по верхней планке. Богатые, они как… рыжие, — она засмеялась. — И нечего ржать, надо книжки читать. Они — другие. Как ты — рыжее, так и они — богаче. У них денег больше. И как говаривал Джефф Питерс, каждый доллар в чужом кармане они расценивают, как личное оскорбление. Так что мой найм на работу отменяется. Много он не даст.
— А если даст? Если б дал? Ты бы согласился?
— Говно вопрос, моя донна! Или — какой аск? — как говорили в дни нашей молодости и задолго до начала моей переводческой карьеры…
— И стал бы плясать под его дудку? Вот теперь, когда у тебя не только чубчик-хвостик, но, — она фыркнула, — уже усы с сединой?
— Плясать? На хрена ему мои пляски, Рыжик, если у него — казино с блядьми и балалайками? Я бы просто работал… Впрочем, я понял твой образный упрек — дескать, умри, блядь, но не дай поцелуя без любви… Дескать, на все ручкой махни, только целку храни, и зимою и летом держи хвост пистолетом… — кажется, я незаметно надрался. — Только к твоему сведению, свою переводческую карьеру я начал с книжонки одного дагестанца про какого-то пламенного большевика, мать его… Так что бывшая целка… Как дырка стакана, затерялась, блядь, где-то в песках Дагестана… И хвост у меня, Рыжик, седой и облезлый… Что характерно. И на что ты справедливо обратила свой благородный… Но что — интересно, — кажется, я незаметно разозлился. — Смотрите, о, волки!.. Кто кидает мне гневный укор? Кто… от пива датского и от икорки бесится? — я хотел остановиться, но язык болтал уже сам по себе, а вернее… по злобе. — Али в ту же сторону глазки не косят? Аль у вас на пальчиках камушки не светятся? Аль от… побрякушечек ушки не висят?..
Я думал, она разозлится, но она неожиданно откинула голову, и тряхнув рыжей копной волос, звонко, как девчонка, расхохоталась. Вся моя пьяная злость тут же пропала. Я тоже рассмеялся…
— Ты — прелесть, — отхохотавшись, выговорила она.
— Еще бы, — кивнул я. — Я маэстро. Я самый выдающийся переводчик этого города. В генеральском чине, — я протянул ей тяжелый бокал с виски, — Не принять ли по этой причине?
— Угу, — она кивнула, взяла бокал и выпила его весь, так словно там была простая вода.
— А усы я сбрею, — пообещал я. — Хотя народ и знает меня в усах, но зато без них я стану похож на твоего ковбоя…
— Кого? А-а… — она кивнула. — Метко. Почти в точку…
— Стану похож на него, займусь бизнесом и найму тебя секретаршей. Для личных поручений.
— Не-а, — она равнодушно покачала головой.
— Что — не-а? Не пойдешь ко мне секретаршей?
— Не станешь на него похож, не займешься бизнесом и не… Займись-ка мной, а?
— А он тобой часто занимается?
— Ага.
— Ну, и как?
— Вот так, — она показала мне кружок из большого и указательного пальцев, и прищурившись, щелкнула языком. — Когда спит здесь — всегда.
— А где он еще спит?
— Ну, у него есть своя квартира. Для встреч, там, переговоров и… всего остального.
— Блядей с балалайками?
— Наверно, — равнодушно пожала она плечами.
— А он знает, что ты ему изменяешь?
— Изменяю? — она недоуменно нахмурилась. Я не… А-а, это… Но я не изменяю ему.
— Как это?
— Ему нельзя изменить, — она вздохнула и стала терпеливо объяснять мне, как школьнику. — Нельзя изменить тому, кто просто не понимает смысла этого слова. Непонятно? Ну… Изменять, не изменять — все это можно тем, кто… Ну, если не любит, то хотя бы занимается с тобой любовью. Даже тебе, хотя… не знаю. Но он никогда не занимается любовью. Он… Не знаю, как объяснить. Ну… Он пьет кофе, крутит тренажер, занимается бизнесом, читает твои переводы, ест, спит и… Трахает меня — когда хочет.
— А когда не хочет?
— Он никогда не делает того, что не… Нет, не «не хочет», а чего ему не хочется.
— Я тоже… стараюсь. Но если тебе хочется, ему, скажем, в этот момент…
— Его ни капельки не трогает, что кому хочется, кроме… него самого.
— Он — грубый в койке?
— Да нет, понимаешь, он просто… Получает удовольствие. От тренажера, от бизнеса, от еды, от… меня. Он делает то, что ему приятно, и не делает того, что ему не нравится, вот и все. Если бы я сказала, что изменяю ему, он бы просто не понял. Без дураков. Он бы не притворился, что не понял, не сделал бы вид, он бы правда, не понял.
Я повертел в руках бокал, выпил, потянулся, как сидел в джинсах, — прилег рядом с ней на кровать.
— Но он знает, что ты… — я запнулся, не зная, какое слово подобрать.
— Конечно, — фыркнула она, резко выпрямилась и села, сразу очутившись на другом конце от изголовья этой широченной кровати, поджав под себя ноги. — Он же не дурак.
— И как он… на это смотрит?
— Никак. Только… — она запнулась, потом тряхнула головой. — Никак. Но если б я предложила, наверняка бы посмотрел. С удовольствием.
— Классный парень, — буркнул я. — Надо сбривать усы…
— Не надо. Не поможет… Кстати, может, он даже знает, кто ты… В смысле, с кем я в последнее время… развлекаюсь. Что-то он несколько раз заговаривал про лучшего переводчика… — он скосила глаза на лежащую на столике книгу.
— Как это? — вздрогнул я. — Дразнишь?
— Ничуть, — она потянулась. — Спа-а-а-тоньки хочется…
— А тра-а-хньки?
— С тобой — всегда хочется, — она склонила голову на бок и задумчиво глянула на меня. — Не веришь?
— Я тоже не дурак.
— Нет?
— Ну… может, чуть-чуть. Но не настолько… Слушай, он правда… Ему, правда, наплевать, что ты?.. Никаких запретов?