Втроем они двинулись к ночному перекрестку, где подобно кубику искусственного льда тлела, наполненная изнутри белым холодным светом, недавно, видать, поставленная будка. Ночное приключение казалось Колодникову безумно забавным: нет, ну, в самом деле! Тут, понимаешь, Апокалипсис надвигается, а эти два придурка в форме вместо того, чтобы ноги уносить, пьяных россиян по городу вылавливают…
— Только об одном прошу… — пока шли, со слезой втолковывал им Алексей. — Только об одном… К арке этой — близко больше не подходите!.. Ни завтра, ни послезавтра — никогда!.. Вот вы меня ведете, а сами живые… Это вам повезло сегодня просто… Так что к арке этой — ни-ни… Ну я-то знаю, это ж мой дом! То есть лучше даже и не суйтесь!.. Ну, что я, врать, что ли, буду? Вы его за квартал, этот дом, теперь обходите… если жизнь дорога…
— А хули ты нам грозишь? — со скукой осведомился сержант, открывая дверь и пропуская Колодникова в стеклянный куб.
— Я-а?.. грожу?.. — удивился тот, плюхаясь на какое-то весьма жесткое сиденье. — Я не грожу! Я предупреждаю…
Черт его знает, то ли водка у Борьки была замедленного действия, то ли в коричневой склянке раньше и впрямь хранились какие-то пагубные для мышления химикаты, но в милицейском логове Колодникова разобрало окончательно.
— Хана вам, — вещал он, послушно выворачивая карманы и что-то там подписывая. — Мой вам совет: пока не поздно… мотайте из этого города!.. Точно вам говорю! Мотайте… Иначе — кранты!.. Жалко мне вас, понимаешь? Несмотря ни на что… Нет, ну сам вспомни: скольких ты затоптал, дубинкой забил… И ка-ак это все тебе разом — н-на!.. Не понял… — Колодников тупо уставился на пододвинутые к нему ручку и бланк, слегка напоминающий листок учета кадров. — С-с-зачем?..
— Объяснение пиши, — процедил сержант. Нет, не сержант. Старший лейтенант. Когда это он успел?.. (Алексей хихикнул.) А!.. Сержант — вот он, а это уже другой… Хозяин будки.
«Былъ пьянъ», — печатными буквами вывел Колодников в мелко разграфленной части документа и, обозначив дату, расписался.
Юмора не поняли.
— А почему с твердым знаком?
— В конце слова… после твердой согласной…
А вот дальше память Алексея Колодникова на какое-то время затуманивается. Кажется, лейтенант сказал ему что-то очень обидное, потому что Алексей, помнится, вскочил и вне себя принялся вдруг хрипло выкрикивать в адрес милиции страшные угрозы, мешая ругань с цитатами из Евангелия. Потом еще была какая-то решетка, за которую его втолкнули (надо полагать, прямо там, в будке) — и отдаленный, словно донесшийся из иного мира скрипучий голос лейтенанта: «Вызывай машину…»
В себя он пришел на заднем сиденье, стиснутый с боков двумя огромными равнодушными парнями почему-то в коричневых комбинезонах, перехлестнутых множеством ремней. Должно быть, Алексей и им что-то успел сказать, поскольку шофер (тоже огромный, коричневый и перехлестнутый) покручивал головой и приговаривал, не оборачиваясь:
— Крутой… Ну, крутой… Посмотреть бы, что ты завтра запоешь!..
К тому моменту, когда ведомый очередным милиционером Колодников, пройдя гулким подвальным коридором, очутился перед… Нет, даже не перед дверью — перед толстым стальным листом на мощных петлях, в середине которого был вырезан кругляшок размером чуть поменьше кулака, а наверху наварена решетка…
Словом, к тому моменту Алексей уже протрезвел полностью, только вот голова гудела, как трансформатор.
Больше всего его поразил засов, представлявший из себя короткий железный прут изрядной толщины, не задвигающийся, а забивающийся в канал с помощью специальной клюки, причем лист при каждом ударе слегка резонировал, и по всему подвалу раскатывался безжалостный грохот. Короче, тюрьма…
Однако реальность, как это с ней неоднократно случалось и раньше, превзошла самые мрачные ожидания Колодникова. Шагнув за дверь, он поначалу просто не понял, куда попал. Больше всего это напоминало баню, точнее — парную, только вот пар, белесо загустевавший над головой, запах имел мерзкий. Очки у Алексея были отобраны, видимо, как особо опасный предмет, способный послужить оружием, а то и средством подготовки к побегу. Хотя в такой венерианской атмосфере толку от очков все равно никакого — линзы бы запотели…
Несколько смутных фигур, уныло перетаптывающихся у стены, повернулись к новичку. Кто в майке, кто вообще гол до пояса.
— За что загребли?.. — вяло поинтересовался тот, что поближе.
Алексей, не отвечая, очумело озирался. Странное помещение представляло из себя каменный колодец. Под слабо различимым потолком пролегали две мрачного вида трубы, мощные, как колонны. Капало и с потолка, и с труб. Под ногами хлюпала омерзительная черная жижа, покрывавшая бетонный пол ровным слоем. Единственная лампа, забранная толстым стеклянным чехлом, плавала в тумане.
А нары? Где же нары?.. В тюрьме должны быть нары…
Нар не было. Колодников пригляделся и понял, почему обитатели колодца жмутся к двум стенам. Должно быть, бетонный пол имел легкий наклон, и черная жижа, растекаясь по трем углам, оставляла четвертый относительно сухим. Там, постелив на обрывки газет одежду и раздевшись почти донага, вплотную друг к другу вытянулись еще человек пять.
Середина пола вздувалась бугорком, но и этот бугорок был занят. На нем, скорчившись, как зародыш, придремал старикан, сильно смахивающий на бомжа. Задравшийся кверху край куртки, на которой он лежал, ороговел и покрылся серой коростой, в которую превращалась, подсыхая, черная грязь.
— …шесть, семь, восемь… — негромко считал кто-то. — Десять человек… Ну, это еще просторно… В прошлый раз восемнадцать было…
— Так за что тебя? — снова обратились к Алексею.
— За пьянку… — подавленно отозвался он.
Спрашивавший не понял.
— А почему не в вытрезвитель?
Теперь уже не понял Алексей.
— А это разве не вытрезвитель?.. — спросил он упавшим голосом.
— Ну ты сказал!.. — скривясь, проворчал тот. — В вытрезвителе — там хоть выспишься…
— А это тогда что же?.. — Алексей огляделся еще раз.
— Ну… — нахмурившись, начал собеседник. — Ну, это… в общем…
Задумался — и не закончил. То есть даже и названия нет. Безымянный ужас, короче… Для особо опасных — таких, как Колодников…
— Э-э… — завел было Алексей, и примолк в затруднении. Как к ним обратиться-то? Мужики?.. Нет. Будучи весьма начитанным человеком, Колодников твердо знал, что «мужиком» на зоне запросто можно и оскорбить. Профессиональные преступники ныне, если верить прессе, называют себя «пацанами» — в связи со сменой поколений… Но «пацаны» как-то не выговаривалось…
— Э-э… земляк, — тихонько обратился наконец Алексей к тому, с кем только что беседовал. — Я… м-м… тут в первый раз вообще… Дальше-то что будет?..