Кирюша Чернолептов его не услышал. Он мысленно оттачивал формулировку, не желая выдавать ее в сыром виде.
— Ад, — изрек он наконец, — это загробные угрызения совести.
— И что? — не понял Алексей, но опять услышан не был.
— Кипящая смола, котлы, черти с рожками… — задумчиво и в то же время пренебрежительно перечислял Кирюша. — Все это — так, от недостатка воображения… Понимаешь, мы (то есть люди) — это как бы поле боя… пока живы, конечно… Совесть воюет с плотью, а плоть с совестью… Ну, как бы это тебе объяснить? Человеческое тело — все равно что графитовые стержни в ядерном реакторе, оно гасит совесть, понимаешь?.. Стоит лишиться тела, совесть тут же выходит из-под контроля — и пошла вечная агония… Я, кстати, давно уже об этом думаю… Даже пару эскизов набросал…
— И что?.. — еще тише повторил Алексей.
Секунду они смотрели в глаза другу другу. Потом Кирюша нахмурился и, продолжая держать паузу, повернулся к плите. Снял большой чайник и, с сосредоточенным видом подлив в стаканы кипятку, вернул на плиту. Все это он проделал весьма осторожно и замедленно, словно боялся резким движением спугнуть строй формулировок.
— Так вот, арка… — молвил он, подсаживаясь к столу и протягивая руку к расписному заварочному чайничку. — Что там, собственно, произошло?.. Мне кажется, произошло некое мгновенное размыкание связи между телом и совестью. Грубо говоря, совесть сорвалась с цепи и расправилась с телом… Причем тем же способом, каким это тело расправлялось раньше с другими телами…
Приоткрыв рот, Алексей в оцепенении смотрел, как Кирюша Чернолептов с аптекарской точностью добавляет в стаканы заварку.
— Пошел ты к черту! — сказал он наконец от всей души.
— Да нет никаких чертей… — меланхолично отозвался Кирюша, ставя чайничек на место. — Не бывает. Забудь о них… Я тебе говорю: просто срабатывает совесть… А как ты все это еще объяснишь? Сам только что сказал: твоя же оплеуха тебя и настигла… Меня, кстати, тоже…
— А если у человека вообще совести нет?.. — заорал Алексей. — Да тот же Полтина! Тот же Скуржавый!.. Бросит человека на рельсы — и спит потом спокойно!..
— Все правильно… — Кирюша кивнул. — Спит спокойно… Только не потому, что у него совести нет! Совесть есть — просто она подавлена телом… Плотскими желаниями, если хочешь… А тут срабатывает у твоего Полтины в голове (или где он у него там?) какой-то взрыватель, совесть разом высвобождается, предъявляет счет за все…
— …и наносит своему владельцу множественные ножевые ранения?.. — ядовито осведомился взъерошенный Колодников. — Ножевые, пулевые… Это, прости, получается, как в том анекдоте: экспертиза показала, что череп пробит изнутри… Кирюш! Ну я же там понятым был, я все это видел!.. Какая совесть? Какая, к черту, совесть, когда человека явно из автомата решетили?..
— А пули?
— Что — пули?
— Почему до сих пор ни одной пули не извлекли?
— Постой, постой… — ошарашенно пробормотал Алексей. — А-а… откуда знаешь?..
— В газете прочел, — невозмутимо отвечал Кирюша.
— "Спокойной ночи!"?.. — ахнул Алексей.
Кирюша не понял.
— Газета так называется… — пояснил Алексей. — «Спокойной ночи!»
— Н-нет… — поколебавшись, сказал Кирюша. — Такое бы я запомнил… Нет! По-моему, это была «Вечерка»…
— Стоп! — прервал его Колодников, сбрасывая очки и берясь обеими руками за гудящую голову. — Погоди ты, ради Бога, с «Вечеркой»… Не в «Вечерке» дело… Слушай, может я за бутылкой сгоняю?
Кирюша запнулся, выпрямился и тревожно прислушался к внутреннему голосу.
— Нет, — отрывисто молвил он. — Вот разложу все по полочкам, пойму, что происходит, — тогда и выпью…
Приосанился и одобрительно кивнул сам себе. Нить беседы, однако, была утрачена.
— О чем мы сейчас говорили-то?.. — с досадой спросил Алексей. — До газеты до этой… — Наморщился, вспомнил. — А! Ранения… Ранения-то откуда, если совесть?
С загадочным лицом Кирюша Чернолептов встал, прошелся по кухне.
— Что такое стигмы, знаешь?
— Стигмы?
— Да, стигмы…
— Н-ну… — В голове назойливо крутилось, сбивая с мысли, еще одно полузабывшееся слово «харизматы», и Алексею пришлось даже отогнать его взмахом руки, как комара. — Все! Знаю!.. Это когда Франциск Ассизский размышлял о Христе, а у него на ладонях появлялись язвы… Дыры от гвоздей…
— В-вот! — вскричал Кирюша. — Умница!.. У Франциска — дыры от гвоздей, а у Полтины у твоего — дыры от его же собственной финки!.. Только не на ладонях, а под ребром!..
— Да нет, погоди, погоди… — пролепетал Колодников, теперь уже слабо отмахиваясь от самого Кирюши. Чуть ли не открещиваясь. — С ума сошел? Ни черта себе стигма — голову напрочь отмахнуло!..
— Да запросто! — в запальчивости сказал Кирюша.
Оба замолчали, настороженно, а то и враждебно взглядывая друг на друга. В приотворенную форточку лез с улицы отдаленный лязг и грохот строительной техники. То ли экскаватор своим ходом куда-то перегоняли, то ли гусеничный трактор…
— Давай покурим, — сипло предложил наконец Колодников.
Кирюша прикрыл дверь в кухню и отворил форточку пошире. Курили в насупленном молчании, словно опасаясь, что их разговор могут теперь подслушать под окнами. Один только раз Алексей спросил негромко и ворчливо:
— А Иришка где?..
— Да на занятиях… — нехотя, в тон ему отозвался Кирюша. — На агни-йоге на своей…
Докурив, погасили сигареты в плоской медной пепельнице, сплошь изукрашенной высокохудожественной чеканкой, после чего Алексей решительно прикрыл форточку и вновь повернулся к Кирюше.
— Ну и в чем преимущество этой твоей… — Колодников подумал, поискал слово помягче. —…гипотезы?.. В чем разница? Та же самая мистика, только другими словами! Плоть, совесть, стигмы… Уж лучше просто сказать — Бог. Оно как-то и привычнее, и короче… Да и честнее, кстати…
Кирюша лишь головой качнул, как бы дивясь его слепоте.
— Мистика? Обижаешь… Где же здесь мистика? В том, что я ад помянул?.. Так это, чтоб ты лучше понял…
— Нет, позволь!.. — Колодников решил стоять на своем до конца. — Ты говоришь: срабатывает взрыватель… Где-то там в мозгу, так?..
— Ну, допустим… — хмуро отозвался тот, и по тону его Алексей понял, что нечаянно угодил в самое слабое место Кирюшиной версии.
— Стало быть, все равно кто-то свыше должен на этот взрыватель нажать…
— Да почему свыше? — с досадой перебил его Кирюша. — Почему обязательно свыше?..
— А откуда же?
— Знаешь… — честно признался он. — Вот тут я еще не до конца все продумал… Есть два предположения. Правда, второе уж больно поганое… Настолько поганое, что, скорее всего, оно-то и окажется правильным…