Сигалов распахнул сильные руки и схватил Антона в охапку.

— Да ты, брат, совсем в своей столице отощал. Но это дело поправимо. Тетки твои быстро тебя на ноги поставят.

Антон молчал. У него перехватило дыхание и в горле стоял ком, похожий на пробку. Дядька открыл калитку и ввел гостя в сад. Здесь не знали, что такое замки и затворы, здесь жили нараспашку. Люди улыбались, а чудный сад восхищал своими размерами и разнообразием. Чего здесь только не росло: яблони, груши, сливы, вишни, черешни и даже виноград. Райская красота, где, казалось, все созревает одновременно. А цветы? О них можно говорить не умолкая.

Огромный домина из необъятных бревен рос вширь, но не в высоту. Терем из сказки. Он поражал своими палатами и чистотой.

На вид женщине не стукнуло и пятидесяти. Поджарая и румяная, голубоглазая и кокетливая, она излучала энергию и молодость, словно невеста, вышедшая на смотрины к сватьям.

— Ну Любанька! Дождались! Вот твой племянничек. Стоит у калитки и мое письмо в руках мнет, будто не родной. Худющий-то какой. Это он в папашку своего пошел. У нас кость широкая.

— А глаза-то материны. Светлые, ясные, как солнечные лучики.

Женщина подошла к Антону и обняла его. У мальчишки кольнуло сердце. Он ощутил тепло, которое тут же передалось ему и разлилось по всему телу. Это было новое и еще не знакомое ему чувство. Из глаз брызнули слезы. Антон боялся своих слез и старался скрыть их, но они сами катились из глаз. Он все еще молчал. Слова потерялись, мысли улетучились, и он забыл, где находится и для чего пришел сюда.

— Пареньку нужна еще материнская любовь,— улыбаясь, заметил глава семейства. — Тетка тоже не чужой человек. Рано ты, Димулька, осиротел.

Антон вздрогнул и отпрянул. Его застигли врасплох.

— Ох, Андрюша, ну ничего на языке не держится, — возмутилась Любанька.

— Да, что правда, то правда. Неотесанный,— согласился улыбающийся великан.

— Так оно и есть, — тихо сказал Антон. — Мне очень часто снится мать. Но я уже не помню ее голоса, а тепла и подавно.

— Хорошей она была женщиной. Красавица, доброты необыкновенной, и так рано умерла.

— Ну хватит причитать, тетка. Соловья баснями не кормят. Пора откармливать племянничка. Устал и проголодался человек с дороги. Готовь на стол, а к вечеру соберем народ, а Димке баньку истоплю. Баня с дороги — бальзам на душу. Ну а начать надо с жилья. Тут у тебя большой выбор. Хочешь, выбирай себе палаты в доме, а хочешь, живи пока в саду. У нас там летний домик стоит. Идем покажу.

В глубине сада, там, где цвели розы, стоял теремок из мореных бревен. Две комнаты, веранда и солярий над ней.

— Тут хорошо. Тихо. Только птицы настырные, спать не дают.

В залитой светом столовой стоял стол, стулья и резной буфет, следующая комната предназначалась для отдыха. Широкая высокая кровать с железными спинками, комод, тумба и небольшое зеркало на стене. Ничего лишнего.

Внимание Антона привлек этюдник на треноге, стоящий в углу. В ящике лежали кисти и краски.

— Это твоя сестренка балуется. Цветочки рисует.

— Ваша дочь? — спросил Антон.

— Ну да.

— А мне можно попробовать? Я никогда не пробовал работать красками. Все больше карандашом или шариковой ручкой.

— Делай все, что тебе хочется. Здесь все твое. Ну а теперь идем в баню. Баня — это моя гордость, я ее своими руками строил.

Они вышли во двор и направились по тропинке в глубь сада.

— Когда я набрался сил и денег, то решил построить рай на кубанской земле. Ну скажем, посадить хвойные леса, выкопать озера, построить хорошие дороги. Ни черта не получилось. Лес я высадил, но он растет плохо, из озер получились болота, вода застоялась и зацвела, а за лесом море. Бросил я эту затею. С природой не поспоришь. Тогда я начал работать на людей. Тут-то я и получил благословение от Отца нашего. Ты видел церковь с колокольней по пути сюда? Огромная красавица. Фундамент еще до революции заложили, а строительство год назад завершилось. Колокольня под облака уходит. Ну а сам колокол я из Ростова привез. Чудо рук человеческих. Звон его за десятки верст слышен. Теперь мы всей семьей по воскресеньям ездим на службу. Не так чтобы я шибко верующим стал, а что-то есть там наверху. Правда на землю возвращается.

Антон с трудом улыбнулся. Он слушал этого человека и понимал, что открыться он уже не в состоянии. Может быть, все каким-то другим способом выявится. Так ли? Эти люди открыли перед ним сердца и душу, и он не в силах очернить перед ними самое дорогое, что есть на земле.

И Димыч, царствие ему небесное, таким же был, добрым и прямым. Просто он существовал в другой среде, где не живут, а пытаются выжить, где жесткие условия игры и где человек ничего не стоит. Озлобленный, затравленный, загнанный в угол, он защищался. Он не хотел причинять зла, но у него не осталось выбора.

Вечером собрались гости. Полный дом, полный двор. Гуляли все, словно на великом празднике, веселились и смеялись. Теперь Антона знал каждый станичник, и на улице здоровались, как со своим.

У московского бомжа появились сестренка, две тетки, дядька и море друзей. Так можно жить, так нужно жить, так хотелось бы жить, но судьба, неугомонная злодейка, вечно вмешивается со своими коррективами. Ни мы, ни Антон еще не знали, какие сюрпризы она готовит.

Антону казалось, что он счастлив, память его зарастала паутиной, и прошлое все реже и реже беспокоило и теребило душу…

3

Тем временем в Москве о покое не думали. На даче убитой банкирши работали сотрудники милиции и даже собаки. Олега Коптева освободили накануне под подписку о невыезде, и на дачу он приехал своим ходом и со своими ключами. Обыск проводился без санкции прокурора, с добровольного согласия хозяина.

Мамонов не любил наблюдать, как копаются в чужих вещах, и устроился в беседке под соснами. Компанию ему составили его ближайшие помощники. Следователь вел себя настороженно, неуверенно, неуютно, в то время как лейтенант и его коллега-капитан проявляли активность в суждениях и с возбуждением отстаивали свои точки зрения.

— Зря вы беспокоитесь, — бодро утешал лейтенант своего руководителя. — Мы, можно сказать, подошли к концу нашей работы. В деле Веры Бодровой почти не осталось белых пятен. Вчера нотариус признал, что у Веры на руках имелось два завещания. Второе написано в пользу Коптева, а в банке лежало первое. Дочь допускалась к сейфу с нарушениями инструкций и пользовалась абонентским ящиком через два дня после смерти матери. Подмена очевидна.

— Мы не можем этого доказать, — хмуро заметил Мамонов. — Я могу сломать ваш карточный домик. Есть сторонники виновности Коптева, и они вам скажут: у Веры с Олегом дело дошло до развода из-за ее гулянок и она сама уничтожила последнее завещание и вернула старое. Коптев этого не знал и поторопился убрать жену с дороги.