– Ты наглая самоуверенная сволочь! И все вы там – сволочи, решившие, что вашей долбанной Европе и поганым Штатам все в мире позволено! Новый порядок решили установить? Попробуйте! А ты… А ты сейчас сдохнешь, как последний гребаный нацист. Во Вторую мировую таких тут немало закопали. Поглядим, что скажет твоя Европа… Не надо переводить, кажется, до него дошло.
– Товарищ майор, он…
– Суббота-а! Капитан Суббота! Видишь этого миротворца? Можешь его расстрелять. Ага, и пусть сапог поцелует напоследок. Правда, ты в ботинках, но ничего, сойдет… Лолита, чего это он?
– Набор местных идиоматических выражений. Общий смысл: «Пощадите, дяденька!» И чего-то про жену и детей.
– Когда он твой ботинок поцелует, спроси его, Суббота: «Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?» По-английски, он поймет. Ляхи? Ну, переведи: «European civilization».
* * *
Когда все только начиналось, перед нами стоял страшный призрак Югославии. И не так важно, разработал ли кто-то в незримом Всемирном правительстве типовой сценарий на подобный случай – или события шли сами собой, подчиняясь единой кровавой логике. Трагедия Боснии, Хорватии и Сербской Крайны готова была повториться на нашей земле. Поэтому я с самого начала считал необходимым навязать противнику наши правила. Отчасти удалось. Не из-за избытка рыцарства у «нас» и у «них», а из-за понятного нежелания большинства участников UkrFOR превращать Крым во второй Вьетнам. Все эти годы боевые действия велись локально, мы словно воевали на турнире, подчиняясь приказам невидимых герольдов.
Кое-кто был против – тот же Курчевский, пока мы еще были ему интересны. Странное дело! Многие видели в нем вождя нации, а он стал телеведущим. Каждому – свое.
Но в главном Курчевский прав. Своими правилами войны, резким ограничением ее интенсивности, мы играли на руку противнику. Партизанские действия должны быть беспощадными, тотальными, постоянными, только тогда они станут реальным фактором воздействия – что блестяще доказали бойцы сопротивления в оккупированном Ираке. Зажравшихся представителей «European civilization» следует бить в их самые больные места: взрывать небоскребы, брать и расстреливать заложников, рушить на их головы крыши вокзалов. Они – трусы, способные убивать только на расстоянии, виртуально, словно в компьютерной «стратегичке». Настоящей войны, войны-жертвоприношения, война «глаза в глаза» никакая «European civilization» не выдержит.
Но – нельзя. Тотальная война взаимна, «умные» бомбы и сверхточные ракеты будут падать на наши города, начнется ответный геноцид…
«Вы долго не продержитесь, – сказал тогда Курчевский. – Вас заставят забыть о правилах».
Продержались мы достаточно долго. Но, кажется, это «долго» заканчивается.
* * *
– Слу-у-ушай, Арлекин, как здорово, что разрешил пидараса шлепнуть. Боялся – отпустишь. Ведь голландец, блин.
– «Думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете». Кто сказал?
ФАЙЛЫ ИЗ НОУТБУКА
64.
Песнь солдат, отступающих под натиском нечистой силы.
Мы воины стана Господня, мы бросили дом и детей,
Под нами усталые кони и выжженный вереск степей,
За нами пустыня и пепел, летящий горячим дождем,
Мы сушу минуем и море и все за собою сожжем.
Топча свою тень, мы отходим, но все же уносим с собой,
Как знамя, Господнего неба последний клочок голубой,
Бренчат наши кости сухие, иступлены наши мечи,
Изрублено тело, но сердце – как факел, горящий в ночи.
Мы тонем в кровавой пучине, нам рот залепило золой,
Саднят наши раны, но песня не молкнет над грешной землей,
Мы дуем в дырявые трубы, скрываясь за полог огня,
Мы воины, мы трубадуры недальнего Судного дня.
И пусть эти долы и веси сгорят и погибнут в огне,
Мы пяди живой не оставим нечистых царю – Сатане.
Мы воины, мы трубадуры, увечный и голый отряд;
Мы те, кто назад не вернется, за труд не получит наград,
Кто ангельских крыл не коснется, кто злою судьбою гоним,
Уже никогда не предстанет, Господь, перед ликом Твоим.
Мы скоро умрем, но мы знаем, что кровь бесконечно нежна,
Святого престола Господня сумеет коснуться она.
И пусть только эта надежда нам брезжит на бранном пути,
Мы верим: на древе Господнем сердца наши будут цвести.
Рабы Твои, в гари и смраде мы помним небес синеву,
И Белый Корабль избавленья мерещится нам наяву,
И все же мы прочь отступаем, снимаем повсюду посты,
И топчем, и рубим, и рушим, и жжем за собою мосты.
(Уку Мазинг)
65.
«Pax NATO является единственным режимом для поддержания безопасности в традиционным смысле. Если у НАТО будет доминантная роль в регионе, то блок должен будет уяснить себе необходимость в расширении его стабилизирующего влияния на соседние области, в частности в Юго-Восточную Европу, Черноморский регион, в первую очередь Россию, Украину, Румынию, Болгарию, Турцию и Персидский залив. Соединенные Штаты должны играть ведущую роль в этой системе безопасности». (Посол Мэтью Ниметц Ambassador Matthew Nimetz, «Mediterranean Security After the Cold War», Mediterranean Quarterly, Vol. VIII, N 2, 1997).
66.
В связи с сепаратизмом в Крыму, ситуация в Украине достигает критической точки. Как пойдет дальше развитие крымских событий – предвидеть сложно. В январе 1994 года лидер организации УНА-УНСО провел в Москве переговоры с Исламской Партией Возрождения (ИПВ), которая является наивлиятельнейшей мусульманской политической силой на территории Средней Азии и Российской Федерации. УНА-УНСО и ИПВ приняли политическую декларацию, в которой заявлено о наличии общих интересов двух организаций на постсоветском пространстве. Исламисты признали Крым неделимой частью суверенной Украины. Некоторые политологи сделали вывод, что с этого времени УНА-УНСО приобрела важный инструмент решения крымского кризиса.
– «Открыт паноптикум» печальный…»
– Арлекин! Не надо мне Блока цитировать, сама могу. «…И черный рыцарь не даст ответа, когда застанет его заря». Возьми меня с собой!
– Не стоит, Лолита. Это будет лишь… паноптикум печальный. А черный рыцарь все равно не даст ответа.
– Так плохо?
– Еще не знаю.
Бог весть, зачем нас решили собрать именно здесь. Формально Бердянск входит в «нейтральную зону», однако весь нейтралитет заключается в том, что здесь могут появляться не только патрули UkrFOR, но и наши собственные погранцы. От таких мест я бы держался подальше, тем более, все годы мы благополучно встречались в Киеве, Харькове и даже Москве. Ощущение ловушки, плохо спрятанной западни не покидало меня с самого начала, хотя внешне все выглядело вполне пристойно. На улицах не встретился ни один «миротворец», наша охрана, как и обычно, была начеку, а в маленькой гостинице у самого моря я сразу наткнулся на старых знакомых – парней из Приднестровского отряда. Вероятно, дело не в личной безопасности. Странное предчувствие поражения, гибели, появившееся несколько дней назад, стало сильнее, подступило к самому горлу. Уже ничего не изменить, ничего не спасти…