…А их КТО сочиняет? Не Долматовский же я, в самом деле! Помню, еще во времена, когда я волн боялся, услышалось (на мотив Утесова, кажется): «Соленый гул в ночи тонул». Потом привязалось — уже «там». До сих пор вспоминается.
Итак, пароход белый-беленький… Никакой он не беленький — серый, с высокой черной трубой и огромными колесами. Миссисипи, одним словом. Колеса шлепают, из трубы идет дымок.
…Шлепают — беззвучно. И дым прозрачный, еле заметный, только воздух колышется. Но не это главное, пароходы всякие бывают, особенно «здесь». Река! В последнее время я все чаще оказываюсь возле реки. Возле — ладно, но вот НА реке…
Мы не в городе, не в моем городе. Мы вообще неизвестно где. Никогда тут не бывал — вода почти до горизонта, и слева, и справа. Слева еще виден берег, а вот справа — вода и вода. Но все же река — пару раз и справа мелькало нечто темное. И еще один раз приставали — ночью, я плохо помню.
…Почему — плохо? Я спал? И этого не помню.
[…………………………..]
И бабочки нет — ни следочка. Даже неуютно.
Мы не в городе… Мы — нас не одна сотня, пароход огромный, три или четыре палубы. Да, четыре, причем верхняя, кажется, появилась только сегодня. Наверняка не скажешь, все вокруг смутное, неопределенное.
И туман. С самого утра — и до самого горизонта. Не очень густой, кое-что увидеть можно, но все же неприятно. Туман, река… Капитана часом не Хароном кличут?
Увидел бы бабочку — точно бы ладонь протянул! А может, и нет, но с нею спокойнее как-то.
…Не иначе «там» лампочка над головой погасла. А что? Вполне в духе материализма!
Мы… Кто — мы? Плывем не первый день, вот только помнится плохо. Маленькая пристань, туда я прилетел самолетом, вокруг все плоское, безжизненное… Тундра? Не помню. Вот пристань помню хорошо — дощатый настил, черные сваи, уходящие в воду, маленькая лодка рядом. Подумалось, что мы чуть ли не в Сибири, где-нибудь на Енисее. А потом — река. Эта пристань была на совсем другой. Там и вода иного цвета, и небо…
Плывем — долго, терпеливо, неспешно. Беззвучно шлепают колеса, еле заметно дрожит воздух над трубой.
А матросов не вижу. И капитана ни разу не встречал, так что спрашивать фамилию не у кого.
Туман, река… Сонника у меня нет, он для тех, неспящих, но символика хоть куда! Я, который «там», наверняка бы испугался. А мне-спящему… Нет, не страшно. За пределами города спокойнее. Даже не так. Чем дальше от изуродованного траншеями двора, от пустого балкона, от квартиры, куда я не хочу возвращаться, тем…
Нет, не думать!
«Пароход белый-беленький, черный дым над трубой…» Итак, пристань — и самолет. Я был… Очень далеко был, пришлось возвращаться самолетом…
…Серые тучи за иллюминатором, мгла, ни лучика света, молчаливые соседи в креслах, мигание маленьких лампочек над головой, стюардесса приносит пакет, но открыть его не решаюсь, в ушах — гул, машина легко подрагивает…
Значит, возвращаюсь. Остальные, кажется, тоже, мы все вместе. Все вместе — но почти не разговариваем. И никто не смотрит на реку. Почти. Просто стоят на палубе или бродят туда-сюда.
Бакен… Обычный бакен, но на нем не горит фонарь. Или на бакенах не должны гореть фонари? Но ведь туман, он стал еще гуще, даже берег — тот, что слева, — почти исчез.
[…………………………..]
Надо с кем-то заговорить. Обязательно заговорить! Как я раньше не заметил? Их лица…
«Здесь», в городе — и не в городе, тоже есть живые и мертвые. В этом наш (мой!) мир ничуть не оригинален. Но мертвые «здесь» не всегда лежат в гробах. Когда лежат — вокруг сразу темнеет, чернота подступает, начинает душить, а ты ничего не можешь сделать. Ничего! Но чаше все иначе — «они» почти такие же, как живые. Почти — сразу и не различишь. Лишь когда подойдешь ближе, взглянешь в глаза. Или тебе взглянут… Впрочем, и по одежке узнать можно. Женщины всегда в платках, на мужчинах старые костюмы с широкими лацканами, дети… Стоп, хватит!
Правда, такое бывает только ночью. Но это в городе, а тут? Ведь мы на реке!
Неужели они все…
В глаза не смотреть, близко не подходить… И, конечно, ни с кем не заговаривать. Бабочки нет — и не надо, слишком часто ее вспоминаю. И без пластмасски выкрутимся, не впервой…
Тем более и страха нет. Верный признак, «здесь» не сам пугаешься, а только если захлестнет.
Страха нет. А что есть? Любопытство? Нетерпение? Пожалуй. Но главное не это, главное… Трудно выразить словами, очень трудно, но похоже на облегчение. Возвращаемся. Скоро вернемся. Вот-вот…
Или кажется, или нет, но все остальные чувствуют то же самое. Иногда такое бывает — можно понять без слов. Все мы вместе — на этом старом пароходе, на этой незнакомой реке, среди этого тумана.
[…………………………..]
Никто не разговаривает… Но я тоже не разговариваю! Да, я ни с кем ни разу не говорил!
А как я выгляжу? Неужели так же, как они? Что на мне надето? Какой странный костюм! Кримпленовый, не иначе из музея. Лацканы… Обычные лацканы, зря это я. Вот только галстук странный, узкий … Нет, не странный, просто черный. Как восьмая полоска на радуге.
Так куда мы возвращаемся? В городе — в моем городе — такой реки нет!
Зашевелились!
[…………………………..]
Правый борт! Все — у правого борта. На нашей палубе, на той, что ниже. Собрались, толпятся, куда-то смотрят. Молчат… Только куда смотреть? Все тот же туман, берега не видать, колеса шлепают по воде, вон еще один бакен вдали, и тоже без огней.
Вдали? Но бакен — это стремнина, стрежень. Значит, мы повернули? Да, и как раз направо.
Куда я все же летал? Почему ничего не помню? Только самолет, гул моторов, белесую мглу за иллюминатором. Случилось нечто важное? Ведь я был не один, все они тоже…
Солнце!
Нет, не солнце — просто свет, у самого горизонта. На солнце ничуть не похоже. На рассвете оно розовое или темно-красное, днем… Днем понятно, какое, а это просто свет. Белый, сильный, но тускловатый. Словно за матовым стеклом.
Все смотрят туда. Я тоже, трудно оторвать взгляд.
Вначале — пятнышко, затем… Да, как солнце, только больше. Над ним — полукольцо, будто гало возле луны. А выше еще одно, тоненькое, еле заметное.
Нам туда. Теперь знаю точно. И все знают.
Волнуемся? Я волнуюсь? Трудно сказать, все очень странно. И волноваться вроде не нужно.
[…………………………..]
Уже на весь горизонт! Вокруг светло, туман уходит, уползает клочьями к стремнине. Вода стала белой, как молоко, гладкое густое молоко. А дальше, где свет…
Пристань? Нет, город! Белый город в белом свечении. Странно, он совсем рядом!
…Ровные кварталы, узкая лента стен, квадратные башни, острые шпили… Соборов? Мечетей? Пристань полна кораблей, таких же белых, как и река, как и все вокруг. Какой он огромный, белый город за белыми стенами! Наверное, там хватит места для всех и для меня тоже.