— …Разведчики, Николай Федорович, выполняют задание в форме своей армии, а шпионы…
— А если, так сказать, вообще без? Этих куда? Вы про Мату Хари слыхали?
— А что с ней случилось? Она разве шпионка? Мата Хари актриса, танцовщица. Я ее фотографии видел — в журнале. Ну и… не только в журнале.
— Сергей, не то разглядываете. Вам сколько, восемнадцать? А ей — сорок один. Было. Дотанцевалась до Венсеннского рва. Я с вами согласен, разведка — первое дело. Только вот беда, знание — еще не все…
«…Так что — рискну. А когда вернусь, мы вот что с тобой сделаем, Филибер. Пошлем все штабы к черту и договоримся меж собой. Я уже с Иммануилом Федоровичем Семилетовым перетолковал, он обеими руками за. Обещал разыскать Назарова и Курочкина, мнение их узнать. Но, думаю, согласятся. Все, как ты предлагаешь: единое командование, никаких штабных, база где-нибудь в зимовниках, работа по коммуникациям и штабам. Как говаривал Денис Давыдов: убить и уйти. Полная „партизанка“! Со старшим определимся, лично я в Наполеоны не гляжу. А что голову снимут — не большевики, так начальство… Когда падет Новочеркасск, наши служебные формуляры пойдут на растопку, а мы сами — в распыл. Хуже, думаю, уже не будет…»
— Представьте, Сергей, ну… хотя бы канатоходца. «Посмотрите! Вот он без страховки идет. Чуть правее наклон — упадет, пропадет. Чуть левее наклон — все равно не спасти…» А я твердо знаю, что упадет. Мне сон был, мне из Ноосферы сообщили, Нострадамус телеграмму прислал… Что я должен сделать? Крикнуть, чтобы возвращался, не рисковал? Что он обязательно разобьется? Он уже идет по канату!
— Н-не знаю, Николай Федорович. Но…
«…Итак, решили! Отправляюсь в поход, можно сказать, с легким сердцем. Если повезет — растреплю известного тебе орла до последнего перышка, главное же — просвет увидел. Не пропадай, Филибер. Найди меня — или я тебя отыщу. А пока пожелай мне ни пуха, ни пера — и пошли меня… Ну, понимаешь. Остаюсь вашего капитанского благородия — остальное впиши сам, некогда. До встречи! Твой Василий Чернецов».
— …Если он идет по канату, все равно остается шанс — пусть маленький, ничтожный. Вдруг ваш Нострадамус ошибся? А если крикнуть — упадет непременно. Человек не должен знать, что погибнет, иначе он не сможет бороться!..
— Вот и я о том, Сергей… Но что делать, если я знаю, знаю, знаю!!!
— Николай Федорович, не волнуйтесь так! Вы что-нибудь обязательно придумаете. Вы, штабс-капитан Згривец, Михаил Алаярович, господин полковник… Вы… Вы мне лучше про Мату Хари расскажите.
— Мата Хари… А что Мата Хари? Мата — как Мата, Хари — как Хари. Ладно… В бананово-лимонном Сингапуре, когда поет и плачет океан… А если точнее, в Голландской Индии, в городе Батавия…
Не спится… Серая безвидная мгла за окном. Не изменишь, не остановишь, не спасешь. Поздно… «Летаргическая Нева, летаргическая немота. Позабыть, как звучат слова…»
* * *
Он мог все.
Мог сделать так, чтобы Мир вообще не возник, оставшись в бесчисленном сонме теней-вероятностей, миллионной развилкой бесконечной Реки Времен, неторопливо текущей к собственному истоку. Мог сотворить зеленое солнце и желтый океан, вознести горы посреди степи и обрушить Эверест, призвать в свой Мир чудищ, у которых нет даже имени.
Мог заставить людей говорить правду. Любить друг друга. Не умирать.
Мог…
Мог создать пачку «Salve», в которой не кончались бы папиросы. Отчего бы и нет? Он был Творцом. Я… Я был Творцом.
* * *
— «Донбасс, Донбасс, огнями сверкает Донбасс…» Юнкер Принц, почему мы так ползем? Только не говорите мне про разруху, я вам потом объясню, откуда она начинается. Знаете что, возьмите мой «Маузер», проберитесь на паровоз, к машинисту… «Над туманами, над туманами холмы терриконов стоят…»
— Вы же сами говорили про уголь, Николай Федорович. На пыли… ползем. Надо же, благодаря нашей «Сюзанне» научился сорта угля различать! Вы Каменноугольный бассейн все время Донбассом называете. Почему? Как-то некрасиво звучит. Дон-басс. Мне вообще здесь не нравится. Шахты и мазанки! Летом — пыль и жара, дышать… гадко.
— В Донбассе есть очень красивые города, уютные, зеленые. Фонтаны в центре, старомодные, как из прошлого века. Ракушки, виньетки… Девушки с веслом гипсовые, пионеры… бой-скауты с горнами. Наивные, белые… Вечером огоньки горят, музыка… «Над туманами, над туманами горит, не сгорая закат…» А еще здесь очень интересные легенды. Бажова не читали? Ну, еще успеете. Он про Урал пишет, про шахтерские предания. А здесь свои мифы. Вот, например, Добрый Шубин — дух, который помогает горянкам. У него подруга есть — Христина. Само собой, имеется Хозяин Горный, местный Плутон… Заповедник для фольклориста! «Мой Донбасс, мой Донбасс, огнями сверкает Донбасс».
— Это вы, Николай Федорович про Донбасс рассказываете, а мы с вами в Каменноугольном бассейне. Терриконы и шахты. Из-за терриконов стреляют, в шахты людей живьем сбрасывают. А про Донбасс вы красиво придумали, только название неудачное.
— Юнкер фон Приц! Ну, никак на вас не угодишь! «Весь пылающий, расцветающий, цвети, наш любимый Донбасс!.». В следующий раз на «Сюзанне» в Новочеркасск поедем, будет им разруха!..
* * *
Да, я, мог создать даже пачку «Salve», в которой не кончались бы папиросы. Но в уже сотворенном, одевшемся твердью Мире маленькая песчинка-бабочка была бессильна — пылинка среди пылинок, вероятность среди вероятностей, судьба среди судеб.
Я мог… Что я мог?
* * *
— …Сотня, смир-р-р-рно! К встрече нашего командира… Товсь!
— Вот видите, Принц, как вас поручик встречает. Сейчас в песи порубит, в хузары попластает. И не развернуться вам в полете винтом на 180 градусов, не уцепиться за горизонтальный сук!..
— Строй фронт!.. Лаву строй!.. А ну, бодро, весело, хорошо! Шашки вон, пики на бе-дро! Ма-а-а-арш!!! Песню!..
— Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей любимой или о жене.
И я, конечно, думать мог,
И я, конечно, думать мог,
Когда на трубочку глядел, на голубой ее дымок…
— Чего вы творите, Хивинский? Хоть бы командовали по уставу!
— Так… Николай Федорович, показательная атака. С песней. А устав… Я же «николаевец», инженер, сами говорили, откуда мне устав знать? Но ведь слушают. Глядите, какая красотища! Сколько нас было, а? А теперь — восемьдесят сабель, казаки-добровольцы. Сами пришли, понимаете? Сами! Из меня, конечно, кавалерист…
— Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Что сердце девичье свое давно другому отдала.
А я не думал ни о чем,
А я не думал ни о чем,
Я только трубочку курил с турецким горьким табачком.
— Я тоже, Михаил Алаярович, «мерина» от «форда» не отличу, но вот юнкер фон Приц очень интересуется: отчего это вы без стремян ездите?