Руку генерал пожимал с немалым чувством — однако капитаном так и не назвал. Кажется, меня все-таки разжаловали.
— Чаю? Обычного — или по-морскому, с ромом? Господа, не в службу, прошу организовать.
«Организовали» мгновенно, я даже не успел сесть в кресло. От стакана в тяжелом подстаканнике веяло флибустьерским дальним синим морем. Да, не чай они тут пьют!
Пригубил, оценил концентрацию, прикинул, как бы ловчее сесть, не расплескав…
— Кайгородов, поставь стакан. Успеешь еще. Мы, собственно, тебя ждали.
Ушастый был уже рядом. Не без сожаления отставив флибустьерскую смесь, я повернулся…
— Господа офицеры! Прошу внимания!..
Резкий полковничий голос мгновенно оборвал разговор. Офицеры в синих погонах выжидающе смотрели на меня.
— Позвольте представить уже официально: Кайгородов Николай Федорович. Бывший земгусар, упорно именующий себя капитаном…
Я сглотнул, ожидая дружного гогота господ офицеров. Никто не улыбнулся. Смотрели внимательно. Ждали. Не иначе готовились рвать на части.
— …Бывший командир отряда Донских Зуавов…
Что-о-о-о?
— А теперь о присутствующих. Перед вами, Николай Федорович, начальствующий состав 1 Донской Партизанской дивизии, начальником которой я отныне являюсь. Потом познакомитесь со всеми, пока же главное. Ваш отряд теперь — 2-й Партизанский полк Донских Зуавов. Представляю его командира: полковник Голубинцев Александр Васильевич. Имя-отчество запомнить, думаю, нетрудно.
Высокий худой офицер со шрамом на щеке встал со стула, шагнул ближе:
— Очень рад познакомиться. Для меня будет честью командовать Зуавами!
Я ответил на крепкое рукопожатие и обреченно вздохнул. Сейчас скажут спасибо, наградят почетной грамотой. Или в нагайки возьмут — за самозванство.
И ладно! Но почему — земгусар?
— Ты, Филибер, не слишком радуйся. — Чернецов удовлетворенно хмыкнул, поправил китель со сверкающим Станиславом. — Думаешь, легкая жизнь настала? Господа! Николай Федорович, человек до противности штатский, не любит носить форму и позволяет себе глумление над дисциплиной и прочими вечными ценностями. Придется ему помочь. Посему… Еще раз представляю: полковник Кайгородов, мой заместитель.
Кажется, этого ждали — встали дружно, разом. Чернецов протянул руку, покачал головой:
— Я же обещал, что тебя построю. Все, Филибер, будем учить устав!
Я кивнул, понимая, что легкой жизни и вправду не предвидится. Но и ушастый пусть не слишком нос дерет.
— А за «земгусара», Василий, ответишь!
* * *
…А Гамадрила меж тем мчалась от подвига к подвигу, мощными толчками бросая тело вверх, хватаясь четырьмя руками за горизонтальные, вертикальные и даже параллельные сучья в трех метрах от земли, разворачиваясь в полете винтом на 180 градусов, радостно вопя и срывая сочные бананы. Гамадриле было легко и приятно: биороботы, мерной трусцой ее сопровождавшие, тащили корзины с кокосами, а в небе недвижно парила «тарелка» с маленьким и зелененькими, готовая в любой момент ударить по врагу из всех мегабластеров. Гамадрила покоряла Время, она была неистребима, она не ведала сомнений, и расступались пред ней скалы, и высыхали моря…
Нелепый монстр — винегрет из «геройских» образов, в присядку пляшущих на страницах когда-то прочитанных книг, приходил ему на ум, когда Мир в очередной раз оборачивался стенкой, не пуская дальше, заставляя вновь и вновь давить, упираться руками, расшатывать неподъемные глыбы. И тогда он завидовал всем Гамадрилам, всем «янки» при всех дворах, которым только и требовалось, что включить молекулярный синтезатор, сбросить ядрёну бомбу на Черного Злыдня — и с визгом упасть на простеленное ложе с готовой на все принцессой. В этом тоже не было ничего невозможного, Творец мог без особого труда прописать в нерожденном еще Мире и синтезатор, и бомбу, и «тарелку» в небесах. А дальше? Километровый гриб над Смольным, «райфлы» в руках чернецовских гимназистов, поток золотых «империалов» из синтезаторова нутра… Мир лишь довольно крякнет, проглатывая новую добычу, отправляя в бесконечное броуновское движение сонмы неприкаянных душ — вечное топливо вечной Войны. Ничего не изменится. Даже под прицелом марсианских бластеров тот, кто хочет убивать, будет убивать и дальше. Миллион лишних жертв станет не лишним, напротив, самым необходимым аргументом всеобщей правоты, лицензией на новую резню. «Красные», «белые», двухцветные, трехцветные, в полоску, в крапинку… Гамадриле легче, она сопит под боком у принцессы, пуская слюни и приговаривая «Этой мой звездный час, это мой звездный час!.».
Он… Я очень завидовал Гамадриле. Как мне хотелось мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук…
* * *
— …В трех метрах от земли и развернуться в полете винтом на 180 градусов! Экзамен примете, ваше высокоблагородие?
— Подпоручик фон Приц! — вздохнул я. — На «губу» отправлю. Вас! На вахту га-уп-ти-чес-кую — за издевательство над штаб-офицером. Нарядами заморю!.. Нет, я сделаю хуже: дам вам взвод таких, как вы, вице-чемпионов, даже роту!..
— Роту — не надо, — Принц нагло блеснул очками. — Где ж я их хоронить-то буду, Николай Федорович? Пойдемте, ребята все собрались. Даже за стол садиться не стали…
Ночь, двор казармы, легкий снег. Под мышкой у подпоручика Принца — нелепая бархатная папка. Приказ уже зачитан, всех обрадовали без меня, без меня было торжественное построение и церемониальный марш с обязательной «Песнью Зуавов». Командир 1-го Партизанского полковник Голубинцев железным голосом провозгласил: «Поздравляю вас офицерами, господа!» Звездный час…
За стол не сели — за первый офицерский ужин. Ждали. Дождались. Прапорщики — бывшие «баклажки»-первогодки. Подпоручики — старшекурсники на офицерских должностях. Отважный экипаж «Сюзанны» — прапорщики артиллерии.
Маленькие кадеты — приказный Новицкий, приказный Гримм.
Дождались. Дожили.
Под сапогами — заснеженный плац. Кому-то из наряда утром не повезет. Сыплет снег, сыплет… Конец январю!
Снег в глаза…
— Господа юнкера! Кем вы были вчера? А сегодня вы все…
— Капитану Филиберу — ура! Ура! Ура! Ура-а-а-а!
К черту строй! Рассыпались, окружили, схватили в двадцать рук…
— К-куда! — подпоручик Иловайский. — Господа офицеры, назад, назад! Приказ надо подписать!..
— Е-е-е-есть!
Строй снова на месте. Ухмыляющийся Принц внезапно делает строгое лицо, протягивает папку:
— Николай Федорович! Подписать требуется… Прочитайте пока, а мы чернильницу принесем.
Пожимаю плечами, открываю бархатную «корочку»… Ну, конечно! Два просвета — и ни одной звезды. Погоны! Разыграли паршивцы!..
Надо поблагодарить, поздравить, что-то сказать. Надо… Звездный час — для этих уцелевших ребят, для меня, для тех, кто еще может радоваться.