А ведь эти двое, Хорст с Женей, боятся!
Сзади о чем-то говорили — негромко, но очень твёрдо. Алёша не прислушивался. И так ясно — медведь пришёл. Странно только, почему Жениного предка Профессором кличут? Может, он профессор и есть (книг сколько, ого!), но подобные прозвища только в детском саду бывают. Обзывают так очкариков — и зануд-«вумников». А ещё в анекдотах про студентов: «А это уже второй вопрос, профессор!».
Боятся! Нашкодили — только как? Программу с картинками без спросу запустили — или…
Снова пятнышки — слева направо, в несколько рядов, переливаются, текут. Оранжевое на чёрном, красиво!..
И музыки нет. Вроде как метроном, только далеко очень.
— Сейчас закончится. Можешь телеграмму послать.
Женя снова рядом — слева, как и в машине. Как подошла, не заметил даже. Покосился Алёша на ту, что с носиком, очки на собственном носу поправил. И телеграмму можно — прямо в Европейский Суд. Зверски избит при защите демократии, подвергнут издевательствам посредством формалиста Эшера…
— Несколько секунд тебя будут слышать. Вслух не надо, про себя говори. Только чётко, слова отделяй.
Ничего Алексей не понял — и как понять такое? Кто услышит? Пыль в компьютере? У них что, пыль телепатическая?
С другой стороны… Если тут музычкой лечат, картинками реанимируют…
Ничего не болит! Ничего не болит!
…Почему бы и нет? Всем, всем, всем, демократия в опасности!.. А впрочем, хрен с ней, с демократией, обойдётся. И так пострадал за неё, родимую.
Поглядел Алёша, борец за общечеловеческие ценности, на чёрный экран, ухватил зрачками неверные оранжевые огоньки. Про себя, значит? Слова отделять? Ладно!
— Не — хочу — больше — быть — идиотом! — Хочу — идиотами — командовать!
Проговорил — даже губами не двинув. Поразился. На экран взглянул.
Погас экран. Пусто!
— Пошли — Женя рядом вздохнула. — С папой познакомишься. Только умойся сперва.
Умыться? Так у него же кровь на лице!
* * *
Профессор и вправду профессором оказался, самым настоящим. Даже знакомым. Свой, университетский, хоть и не с родного истфака. Но и у них читает — спецкурс на одной из кафедр, кажется. Имени-отчества Алёша не знал, потому и вспомнить не пытался. Но поздоровался смело:
— Добрый день!
С первого же курса себя приучил. Не «здрасьте!», а именно «добрый день!» — или «вечер», по обстановке. Солиднее как-то.
— Добрый вечер, Алексей!
Значит, уже вечер. В пикет, телевидение родное защищать, с утра вышли Быстро как!
Знакомились очень официально, словно на приёме. Женя, как Алёша из ванны выбрался, лично в комнату провела, представила. Пиджак Профессор уже снял, но и в рубахе с галстуком выглядел очень внушительно. Не потому, что весу много, такого как раз и не наблюдалось. Профессора не только толстые бывают и не только худые. Это больше в кино, где вся интеллигенция вроде клоунов цирковых — мекают, экают, надевают вместо шляпы сковороду, улицу правильно перейти не могут. Нормальные профессора тоже встречаются. Иногда.
…Этот из нормальных. Под пятьдесят, а крепкий, рост хоть и не с Хорста, но его, Алексея, точно повыше. Накачанный, мускулы даже сквозь рубаху видны. Ка-а-ак двинет! Разве что бородка интеллигентская, словно у товарища Троцкого, так бороды сейчас в моде.
И очки на носу. Такие, как у дочки. Семейные!
— Мне уже все рассказали. Садитесь, Алексей!
Сел, не стал спорить — прямо в кресло у телевизора, потому как знакомиться в другую комнату привели, побольше. Диван, кресла, на стенах не гравюры, а цветные фотографии.
Аквариум — на столике возле окна. Без воды.
Алексея в кресло усадили, сам профессор в соседнем устроился, а Хорст с Женей как стояли, так и стоять остались, чуть ли не по стойке «смирно». Молчат, не переглядываются даже. Что-то это Алёше напомнило, чуть ли не старую картину «Допрос коммуниста».
Только кто из них коммунист?
Профессор помолчал, пальцы крепкие сцепил, посмотрел в тёмное окно. И Алёша не удержался — тоже взглянул. Ничего — только ветки голые. Летом, поди, листва весь свет застит!
— Первое… Вам, Алексей, надо обязательно к врачу. Эти… знахари много о себе вообразили. Программа снимает боль, но не лечит. Плацебо — и только. А господа гестаповцы вас здорово отделали!
— Папа! — не выдержала та, что с носиком.
Алёше на миг даже обидно стало. Какими бы Женя и Хорст не были, но все-таки не бросили, помогли. И Десант, сколько его не ругай, не гестапо.
— Что — папа? — профессор дёрнул щекой. — Вырастил на свою голову! И вы, Игорь, тоже хороши. Поддались на элементарную провокацию! Стыдно!..
Игорь?! От удивления Алёша моргнул, но вовремя сообразил. Кому из них тут Игорем быть? Ясно, кому.
Игорь, он же Хорст Die Fahne Hoch, даже отвечать не стал. Голову опустил, сгорбился.
— Второе… Алексей, вы имеете полное право заявить в правоохранительные органы. Иное дело, толку не будет.
Алёша согласно кивнул. Не будет, понятно. Не в том даже вопрос, что без толку. Он почему-то не чувствовал себя обиженным. Напротив! Нелепая, никому не нужная драчка нежданно-негаданно втянула, нет, привела куда-то…
Куда? А сюда!
* * *
— …Позвонили, сказали, что в телецентр ворваться хотят, как раз перед выпуском новостей. Я парней позвал, сам с Женей подъехал. Только подошли — а они в нас гайкой, прямо Степану Квитко в щеку! Ну, ребята и…
— Ясно, Игорь. Выходит, и вам позвонили, и им тоже. Озаботились! Как это называется, уточнить — или сами знаете?
— Мы гайкой не кидались! Неправда!..
— Гайка всегда прилетит, Алексей. В нужный момент. Вы же историк, должны понимать.
— Папа, нас… Десант постоянно провоцируют. Вчера менты… милиционеры напали на ребят, ни с того, ни с сего напали. Двоих арестовали…
— А вы, само собой, отправились их выручать. Молодые люди, разве вы ещё не поняли? В стране готовится переворот, причём стены станут прошибать именно вашими лбами. А вы лбы охотно подставляете. Ладно, об этом потом, если желание появится… Какую именно программу вы ставили Алексею? Надеюсь, не «Gateway Experience»?
Песня польской Армии Крайовой.
(2`34)
Одна из бесчисленных вариаций «Славянки», очень удачная. Исполнители и время записи неизвестны.
Понедельник, 4 августа 1851 AD.
Восход солнца — 7.53, заход — 16.56. Луна — I четверть в 8.08.