С сердца словно рухнул тяжелый камень, даже дышать стало легче. Гораздо проще планировать и действовать, чем сидеть и дергаться от каждого шороха.
«Если хорошо скоординировать действия пограничников, солдат и сталкеров, то план имеет все шансы на успех. Главное, чтобы Сомов с Зориным не подкачали и привели достаточно людей. Впрочем, ребята они опытные, — рассуждал коммунист. — Одновременное нападение всех трех групп просто обязано привести ганзейцев в замешательство. Было бы любопытно увидеть лицо командующего штурмовиками, когда ему доложат, что недобитые защитники начали массированное наступление сразу с трех направлений. Вероятно, этот неизвестный главнокомандующий подумает, что произошла утечка информации и ненавистные красные не просто знали о готовящемся нападении, а очень хорошо к нему подготовились. При благоприятном стечении обстоятельств Ганза не станет рисковать потерей своей половины Комсомольской и отступит, чтобы вцепиться зубами за кольцевую. Главное — найти и отбить заложников».
Только комендант собрался объяснить зятю свой замысел, как заметил: парень напряженно всматривается в плотную стену тумана, под защиту которого несколько минут назад отступили штурмовики Ганзы. Мужчина повернулся в ту же сторону, пытаясь понять, что же так встревожило родственника. Слух, травмированный грохотом выстрелов, уловил подозрительный гул. На секунду комендант решил: это ему лишь мерещится, но в следующее мгновение и пулемет, и стволы автоматов дружно качнулись по направлению загадочного звука. Определенно, все солдаты что-то услышали. Многие из бойцов косились на командира, ожидая приказа открыть огонь, но мужчина даже не шелохнулся и продолжал стоять с прежней маской железобетонного спокойствия, застывшей на лице. Нельзя исключать — Ганза готовит новый удар, а это отвлекающий маневр.
Странные звуки, зародившиеся в глубине станции, становились громче с каждой секундой. Постепенно в них стали различаться шаги и голоса. Однако это была вовсе не грозная поступь штурмовой колонны, когда солдатские ботинки слитно чеканят шаг, а совсем наоборот: множество ног шаркали, семенили, создавая впечатление, что к окопавшимся защитникам приближается неорганизованная толпа. Бойцы переглядывались, не понимая происходящего.
В полумраке проступили темные силуэты. К удивлению коменданта, это были вовсе не мощные солдаты с угловатыми прямоугольниками щитов, шагающие единым строем. Невысокие, худые, они жались друг к другу и двигались так, будто их подгоняют. Ужасная догадка пронзила сердце, отчего оно замерло на долгую минуту, перестав биться. А через несколько мгновений стали видны фигуры подростков и женщин с детьми на руках. Ганзейцы выставили перед собой всех, кого удалось захватить в плен. «Господи… Наташка…»
— Твари! Ублюдки! — прокатилось по рядам солдат, когда они начали узнавать своих жен и детей, движущихся им навстречу.
Идущие замерли, достигнув места, где пулемет расстрелял штурмовую колонну. Чуть впереди толпы стояла испуганная женщина, в которой комендант узнал жену своего заместителя. Она держала за руку девочку лет шести-семи, цеплявшуюся за юбку матери и с ужасом смотревшую под ноги. Весь пол перед ними устилали тела убитых штурмовиков. Остальные пленники также остановились перед ковром из мертвецов. Никто не решался идти дальше по трупам. Заминка продлилась не более секунды, до тех пор, пока сразу несколько заложников вскрикнув, качнулись, словно кто-то толкнул их в спину. Преодолевая отвращение и ужас, женщины изо всех сил старались не наступать на покойников. Комендант нашел наконец в бредущих людях и свою дочь. Девушка шла во втором ряду и внезапно упала, то ли поскользнувшись на крови, то ли споткнувшись о труп. Почти сразу кто-то резким рывком поднял ее на ноги. В следующее мгновение стало понятно, что захватчики снова пошли на приступ: позади заложников виднелись массивные шлемы штурмовиков. По примеру древних завоевателей, ганзейцы гнали перед собой живой щит из взятых в плен жителей станции.
— Не стрелять… — едва слышно просипел комендант, хотя никто из бойцов даже не помышлял нажать спусковой крючок. Как будто в ответ, за спиной раздался хищный щелчок пистолетного затвора и хриплый голос:
— Огонь!
Мужчина обернулся и увидел политрука, который наставил табельный «ПМ» в голову пулеметчику. Почувствовав упирающееся в затылок дуло, боец побледнел, однако убрал палец с гашетки, а затем умоляюще взглянул на командира. Не проронив ни слова, комендант навел ствол «Калашникова» на комиссара. Тот не шелохнулся и продолжил буравить взглядом своею начальника.
— Нельзя сдавать станцию! Это будет конец Красной ветки! — веско произнес политрук, продолжая глядеть коменданту в глаза так, словно хотел загипнотизировать, а потом рявкнул на пулеметчика. — Стреляй, твою мать!!!
Солдат затрясся, затем убрал руки с пулемета, заложил за голову и крепко зажмурился в ожидании выстрела. Из-под его век покатились слезы. Прозрачные капли стекали по испачканной копотью щеке и терялись в бороде. Остальные защитники угрюмо смотрели, как бородатый детина рыдает, словно ребенок. Как будто по команде, десятки автоматов и ружей развернулись в сторону несгибаемого коммуниста. Тот криво ухмыльнулся, обвел окружающих тяжелым взглядом, со злостью сплюнул под ноги и убрал пистолет в кобуру.
— Сложите оружие, и я гарантирую вам жизнь! — раздался выкрик со стороны ганзейцев.
Комендант хотел ответить, но слова не выходили из горла. Возникла неловкая пауза. Мужчина ощутил на себе десятки взглядов, но никак не мог выдавить из себя ни единого звука.
В следующую секунду произошло то, чего никто не ожидал. Откуда-то из-за спин штурмовиков раздалась длинная автоматная очередь. Пулеметчик завалился на «Утес» и сполз на пол, заряжающий уткнулся лицом в короб с патронами, а стоявший рядом политрук рухнул как подкошенный. В следующее мгновение оттуда же, откуда прозвучала автоматная очередь, вылетело три бутылки с зажигательной смесью. Чудом не задев низкий свод, они мелькнули в полумраке пылающими росчерками. Два огненных снаряда разбились рядом с «Утесом». Яркая вспышка озарила станцию. Высокие столбы пламени выросли из гранитного пола и лизнули потолок. Огонь жадно вцепился в трупы пулеметного расчета и комиссара — человеческая плоть словно служила топливом для этого гигантского костра. Теперь при всем желании никто не мог встать на место убитых и пустить в дело пулемет.
Третья бутылка с зажигательной смесью угодила в ряды солдат. Пять или шесть фигур оказались в разлившейся по полу огненной луже. Станция превратилась в один из кругов преисподней. Обе стороны открыли шквальный огонь. Крики, мат, вопли и грохот выстрелов смешались в сатанинскую симфонию. Когда в пламени начал взрываться боекомплект, пули 12.7 разлетались во все стороны, не щадя ни нападавших, ни защитников. Комендант почувствовал толчок в ребра, и сила удара сбила с ног. Лежа в растекающейся луже крови и даже не взглянув на рану, он попытался найти взглядом дочь в беснующемся вокруг аду. Долго искать не пришлось: девушка стояла в полный рост, находясь в самом центре боя под перекрестным огнем с двух сторон, но пули облетали ее, словно боясь нанести хоть малейший вред.