Звуки, которые донеслись в палатку, свидетельствовали, что радист не один. Выглянув наружу, Яковлев увидел белые привидения, снующие по лагерю. Одно из привидений оттеснило Яковлева, вломилось в палатку и сняло белый заиндевевший подшлемник.
— Греешься? — поинтересовался Звягинцев.
Забравшись в потаенные глубины маскхалата, Звягинцев извлек фляжку, отвинтил пробку и сделал несколько больших глотков.
В морозном воздухе повис острый спиртной дух.
Не обращая внимания на Яковлева, подполковник склонился над банкой, ловко подцепил большой кусок тушенки и принялся жевать.
— Однако, — трудно глотая, проревел он. — Это вы ведьмино гнездо нашли. У них там целый город! Одних этих круглых хреновин десятка полтора насчитали. Слушай, Яковлев, что это? Империалистическая военная база? Американцев или япошек?
Спохватившись, вытер рукавом маскхалата горлышко фляжки и протянул ее Науму.
— Глотни, — посоветовал он. — А то тут околеешь. Нет, правда, здешние морозы и в самом деле легче переносятся. Вот помню, мы учения в астраханских степях года два назад проводили, так там да, там из-за ветров морозы в несколько раз крепче кажутся. Вернулся — чистый сибирский кот, с женой одни разговоры и никакой любви.
Яковлев вежливо отказался.
Звягинцев подозрительно глянул на него, но настаивать не стал. Сделал еще пару глотков, завинтил пробку, сожалеюще взболтал содержимое фляжки и спрятал ее на груди. Похоже, Василий Дмитриевич относился к тому типу людей, который полагал, что от непьющего человека можно ждать только пакостей.
Известие о самолете немедленно вызвало у него служебный энтузиазм. Звягинцев позвал радиста в палатку, радист вышел на связь, послушал трещащий помехами эфир, и доложил:
— Надо отправить группу в квадрат двадцать два. Там уже ожидают груз и специалисты, товарищ подполковник.
— Ясно. — Подполковник подумал, машинально потянулся к своей ухоронке, но, наткнувшись на насмешливый взгляд Яковлева, извлек руку пустой.
— Специалисты, — с явной обидой проворчал командир диверсантов. — А мы, значит, только для грубой работы годимся.
Тем не менее он выглянул из палатки и негромко приказал:
— Стоксин, Виткалов — ко мне!
Дисциплина в его отряде была отменная, уже через несколько минут назначенная Звягинцевым группа исчезла в снегах.
Яковлев уселся рядом с тихонько гудящим примусом, протянул почти уже негнущиеся пальцы к теплу и некоторое время сидел неподвижно, разглядывая голубоватый огонек. Неожиданное сожаление проснулось в его душе. Нет, все он сделал правильно. Что ему делать в пещере по ту сторону баррикады? Блюмкина отпускать не следовало, но этот грех был никому не известен, и распространяться о нем Яковлев особого желания не имел. Судьба, значит, такая. И все-таки интересно было бы глянуть одним глазом на Землю со стороны. На что она похожа? В тридцатые годы, когда партия приказала осваивать небесные просторы, Яковлеву пришлось попрыгать с парашютом, и не только, знаете ли, с вышки ЦПКиО. С небес Земля казалась плоской и к тому же разлинованной прямоугольниками полей и ленточками дорог. На что она похожа из межзвездного пространства, Яковлев просто не представлял, хотя и был однажды до войны в московском планетарии, чтобы послушать лекцию о марсианских каналах. Впечатления особого эта лекция на Яковлева не произвела. Как говаривал один пьяный лектор из любимой комедии Яковлева: «На небе мы видим одну звездочку, потом другую… Лучше, конечно, три звездочки, а еще лучше — пять». Теперь он сидел в грязной палатке с почти отмороженными ноющими пальцами и печально думал, что никогда не увидит звезд. Вблизи. Впрочем, многие ли поднимают голову к небесам? Людям хватает забот на земле, им некогда любоваться звездами. Но если ты никогда не смотришь на звезды, чем ты отличаешься от червяка, которому темно и сытно в яблоке?
Нервное напряжение последних дней дало о себе знать, и Яковлев задремал. Даже не задремал, а погрузился в черную бездну, в которой были невозможны сновидения.
Разбудил его веселый голос Звягинцева.
— Вот и славно, — басил подполковник. — Теперь мы этим сукам покажем!
Яковлев открыл глаза и увидел незнакомого полковника, который по глупости или из щегольства был одет в офицерскую шинель и не спасающие от холода хромачи. Рядом с подтянутым полковником Василий Дмитриевич Звягинцев казался толстой снежной бабой с блестящими от выпитого глазами. Судя по всему, подполковник в ожидании зря времени не терял и грелся по своему способу — изнутри. У входа на ящике сидел молодой мужчина в шерстяном пальто с меховым воротником. Мужчина озабоченно постукивал ногой о ногу и, судя по его щегольским ботинкам, был в сложном положении. В палатке было тесно и нехорошо пахло потом и грязью, неистребимый запах вокзала или ночлежки стоял в палатке, смешиваясь с запахами водки, тушенки и оружейного масла. Яковлева замутило.
— Проснулся, майор? — отечески склонился к нему Звягинцев. — А тут как раз подкрепление подошло.
— Который час? — вяло спросил Яковлев, задерживая дыхание, чтобы не вдыхать густой дух спиртного, источаемый командиром особой группы.
— Пятый час утра, — не глядя на часы, сказал подполковник.
И огорчился:
— Не управились до свету. Теперь окапываться придется, день пережидать.
Снял варежки и принялся шумно жрать тушенку из банки. Не прекращая жевать, озабоченно оглядел полковника и хмыкнул:
— Не по сезону ты оделся, начхим. Ты же не баб в Дом офицеров отправился охмурять, должен был знать, какая погода на дворе стоит.
Бросил взгляд на гражданского и покачал головой. — Это еще что за ферт? Из какого ведомства?
— Доктор Хоткин, — коротко представился гражданский.
— Клистирные трубки! — радостно воскликнул подполковник. — Что же ты так вырядился, голубь сизокрылый? Без ног ведь останешься! Беда с этими столичными штучками, все им кажется, что Сибирь недалеко от Сочи.
Покрутил головой и вполголоса приказал:
— Нечипуренко! Выдай полковнику и доктору из НЗ валенки и все прочее. Ног лишатся — так это нестрашно, а вот если яйца отморозят…
Еще раз окинул взглядом лощеного полковника Хваталина, пытаясь рассмотреть его в тускнеющем свете фонаря, вновь хмыкнул и уткнулся в банку, словно не было у него сейчас дела важнее, чем вычистить ее до блеска кусочком мерзлого хлеба.
— На кой черт тебе сдался этот убийца? — проворчал Чадович. — Положил бы он нас у палатки, хорошо, ты вовремя сообразил. Кстати, а как ты догадался?
Блюмкин смотрел в сторону.
— Трудно было не догадаться, — сказал он. — Но ты не прав, Юра. Какой он, к черту, убийца? Мужик, зажатый обстоятельствами. С одной стороны, приказ, а с другой — твоя жизнь и жизнь твоих родственников. Не всем же быть героями, тем более что за такой героизм посмертно орденов не дают. Меня больше удивило, что он отказался уйти с нами. А ведь должен понимать, что его ожидает за невыполнение приказа.