Энергию все-таки приходилось экономить, поэтому плафоны в кают-компании горели вполнакала, а обходиться приходилось сухим пайком. Раньше все корабельные надобности обслуживал реактор, сейчас его не было. «Ничего, — подумал Круглов. — Завтра с Мишей выйдем в пространство, развернем солнечную батарею, и экономить электричество больше не придется. Это очень важно, чтобы на планетолете были человеческие условия. Это подстегивает, заставляет вспомнить, кто ты есть, и соответственно держаться».
Он обратил внимание, что к своим тубам и упакованным в полиэтиленовую пленку разовым хлебцам Везелен не притронулся. Понятное дело, в таких условиях трудно сохранить аппетит, но все-таки немец нервничал больше остальных. Его внутренняя напряженность могла в любое время обернуться конфликтной ситуацией. Есть такие люди — когда им очень плохо, хочется, чтобы остальным было еще хуже. В обычной обстановке они приятны и интересны, порой даже остроумны и зачастую являются душой компании, но, попав в стрессовую ситуацию, меняются в худшую сторону — срываются на крик, начинают конфликтовать с окружающими, а это в условиях ограниченного пространства добром не кончается. Деваться друг от друга некуда, появляется взаимная неприязнь, учащаются ссоры. Поэтому экипажи планетолетов тщательно проверяют на психологическую совместимость. Зачастую лететь приходится очень долго, люди должны понимать друг друга и относиться терпимее к слабостям товарищей. Удивительно, неужели Везелен не проходил тестирование на психологическую пригодность к длительной работе в космическом пространстве? Плохо он себя ведет, очень плохо. Надо предупредить, чтобы остальные относились к нему повнимательнее и сдерживались в щекотливых ситуациях, старались избегать конфликтов. И самому поговорить с астрофизиком, постараться как-то поддержать его.
— Не могу, — сказал Везелен. — Почему вы все так спокойны? Скажите правду, капитан, мы ведь погибнем?
— Возьмите себя в руки, — посоветовал Круглов. — Надо держаться.
— Не могу притворяться. — Астрофизик нервно мял полиэтиленовую обойму с разовыми хлебцами. — Но почему? Почему именно мы? Глупо все. Глупо. Глупо. И не надо меня успокаивать, не надо тешить иллюзиями. Мы все обречены. Так почему вы так спокойны?
На английском Везелен говорил с небольшим характерным акцентом, слишком твердо произнося слова. Бледное лицо астрофизика порозовело, а кончики ушей стали малиновыми.
— Курт, не стоит, — спокойно сказал Пельер. — Надо держать себя в руках.
Острое худое лицо астрохимика было спокойным и даже немного равнодушным. «Хорошо держится, — одобрительно подумал Круглов. — Крепкий мужик!»
Везелен торопливо встал. От резкого движения его приподняло над столом, нелепо закружило, и он с трудом восстановил правильное положение. Ленточку с разовыми хлебцами немец уронил, и сейчас она, медленно извиваясь, плыла в пространстве над столом, придавая происходящему фантастический вид.
— Прошу меня извинить, — сказал Везелен, ни к кому персонально не обращаясь. — Мне надо прийти в себя.
Не опускаясь на пол, он проплыл в люк. Присутствующие на мгновение увидели подошвы его тяжелых башмаков с плоскими магнитными подошвами. Люк беззвучно захлопнулся.
Слышно было, как в пустом гулком отсеке астрофизик негромко ругается по-немецки.
— Плохо, — сказал Круглов. — Миша, ты посматривай за ним, чтобы неприятного сюрприза не случилось. Слишком он нервный для космоса. Куда медики смотрели? Его дальше орбитальных спутников нельзя было выпускать.
— Он по рекомендации, — сказал Пельер спокойно. — Мы проходили только общее медицинское освидетельствование. Психологического тестирования никто не проводил.
Круглов промолчал.
Вопросы, конечно, были, но Пельер на них ответить не мог. Эти вопросы следовало задать Европейскому комитету космических сообщений. «И я их обязательно задам!» — твердо пообещал себе Круглов. «Если вернемся», — немедленно откликнулся унылый внутренний голос.
— Отдыхать, — вслух приказал он. — Всем отдыхать не менее семи часов.
Ярницкий и Лямин немедленно поднялись. Они не первый день летали с Кругловым и знали, что распоряжения капитана обязательны и обсуждению не подлежат. Эрик Пельер некоторое время продолжал сидеть, цепко вглядываясь в невозмутимое лицо капитана.
— Вы хотите что-то спросить, Эрик? — поинтересовался Круглов.
— Нет, — отозвался астрохимик, медленно поднимаясь изза стола. — Мне все ясно, капитан. Я иду спать.
Оставшись один, Круглов помрачнел. Сейчас не надо было притворяться, а сам он знал цену усилиям команды и пассажиров. Спасти их могло только чудо. Или инопланетяне. Но чудес на свете не бывает, а появление корабля с инопланетянами, предлагающими немедленную помощь, было из разряда таких же чудес. В Академии их учили многому, но в данном случае имеющиеся знания не годились.
Круглов опять подплыл к иллюминатору, присел в кресло и некоторое время смотрел на звезды. Земля находилась позади корабля, и сейчас ее не было видно, но красноватая звездочка Марса оказалась на месте, как и Юпитер. Алексей Николаевич долго и пристально смотрел на Марс. Потом коротко и тоскливо выругался, встал на ноги и неторопливо шагнул к люку.
Бортинженер Лямин отдыхал в соответствии с указанием руководства. Он лежал, скрестив руки на груди, и разглядывал пейзаж — лесную поляну с могучим зеленым дубом в центре экспозиции.
Круглов присел рядом с ним на постель.
— Что там, Миша? Есть надежда?
— Плохо дело, Алексей Николаевич, — оторвавшись от созерцания пейзажа, отозвался бортинженер. — Натворил дел этот вихрь! По-моему, мы пустышку тянем. Есть, конечно, и исправные блоки, но, как говорят, из верблюда человека не сделаешь. Только время теряем.
— Времени у нас много, — сообщил капитан. — Пока. Ярницкий насчитал семь с половиной месяцев. Я думаю, это реально. Авария произошла прямо перед началом торможения… Думаю, все так и есть. Витя ошибается редко.
— Он ошибается, — уверенно сказал Лямин. — У нас в запасе максимум несколько недель. Дальше все попытки будут бесполезными и ненужными. Так что мы будем делать?
— Занимайтесь потихоньку, — сказал Круглов. — Не сидеть же сложа руки. Это страшно представить, что будет, если мы еще станем бездельничать. Особенно пассажиры. Заметил, как немец психует? Еле держится в рамках. Очень наш астрофизик жизнь любит…
— А кто ее не любит? — возразил Лямин. — Я тоже поражаюсь вашему спокойствию, Алексей Николаевич. Неужели вы не боитесь? Или просто не представляете, что нас ждет в конце пути?
— Как раз это я себе очень хорошо представляю. — Капитан положил ладонь на плечо лежащего штурмана. — Но паниковать не собираюсь. Надо искать выход. Обязательно надо искать выход.
— Какой выход, капитан? — Плечо бортинженера дрогнуло под рукой капитана. — Надо смотреть правде в глаза. На этот раз нам не выкарабкаться. Вы вытащили нас с Европы, но здесь необходимо чудо, Алексей Николаевич, а вы, извините, не бог. И даже не чудотворец.