Только из-за скуки, господа, я принялся обучать Аристарха игре в карты. Третьим партнером у нас был компьютер — благо что манипуляторы у этой модели имелись. Поначалу я у своих автоматических партнеров постоянно выигрывал. Роботы сильны логикой, а в картах важна не столько логика, сколько способность человека к блефу. Ну разве может робот объявить мизер при червовом валете, которого невозможно сбросить? Или сыграть бескозырку, рискуя не получить ни одной взятки? Неудивительно, что я постоянно выигрывал у Аристарха, заставляя робота исполнять мои нехитрые желания. Однако я был доволен. Теперь я видел некоторый смысл в томительных вечерах на бешено несущемся в космическую бездну астероиде.
И вот в один из вечеров, когда я нагло объявил взятки на червях, большая часть из которых находилась на руках у Аристарха, робот замигал лампочками, уставился на меня линзами окуляров и принялся мудро покачивать своей круглой металлической башкой. Казалось, что до него стала доходить моя карточная стратегия, но я, к сожалению, был слишком самоуверен и не обратил на эти покачивания никакого внимания.
В следующей партии Аристарх у меня выиграл. И как! Я не поверил своим глазам. Дважды он оставил меня без трех, потом без двух взяток и закончил великолепным мизером, где умудрился всучить мне червовую десятку, на которую он просто обязан был взять свое.
Время от времени мы с ним продолжали обыгрывать бортовой компьютер, но удовольствия от этого я не испытывал, ведь компьютер не пошлешь в хранилище за жестянкой пива. Что испытывал при этом Аристарх, я сказать затрудняюсь, но лампочки на его панцире начинали бегать живее, а два раза я даже мог поклясться, что слышу, как довольно поют его трансформаторы.
И наконец стал проигрывать я! Святая дева Мария! Я проигрывал двум жестяным банкам, вы представляете это, господа?
Вы скажете, что две жестянки не могут договориться между собой играть против человека. Я тоже всегда так думал. Но они выигрывали у меня. Свои желания мы с Аристархом записывали на листок бумаги и запечатывали в конверт, что придавало игре дополнительный азарт. Чаще других конверты приходилось вскрывать Аристарху, но вот наконец выпал черный день и на мою долю. Вскрыв конверт, я обнаружил, что по желанию Аристарха обязан прошприцевать горячим маслом его шарообразные суставы. И не надо смеяться, господа! Вы просто не знаете, какая это муторная работа! Карточный долг — долг чести.
Остаток вечера я провел за техобслуживанием Аристарха, и, клянусь святым Айзеком, роботу это понравилось. Вы смеетесь, а мне тогда было не до шуток. Одержимый азартом, я всецело отдался игре. Работа была забыта. Теперь мы играли днем и даже пропустили из-за игры очередной сеанс связи с Землей. Это несколько отрезвило меня, и работы возобновились. Но вечера! Они всецело были отданы азартной игре. Я выигрывал все реже и реже.
Желания Аристарха постепенно менялись. Теперь я уже выходил на поверхность и бурил скважины, брал образцы, проводил необходимые анализы, в то время как Аристарх оставался под куполом. Одному Богу известно, чем он занимался там в мое отсутствие. Постепенно я проигрывал все больше и больше. Теперь у меня не оставалось времени ни на что, кроме обслуживания Аристарха, почесывания его темени и пяток переменным током или надраивания титанового корпуса до немыслимого блеска. Иногда он заставлял меня увеличить память бортовому компьютеру или пройтись над схемой теплым воздухом из пылесоса. Все рабочее время я проводил на поверхности астероида, выполняя работы за Аристарха. Что вы хотите, господа, карточный долг — долг чести! Я вкалывал, как святой Варфоломей! Хуже! Пожалуй, даже сам Господь так не напрягался в свои шесть дней сотворения мира!
Челнок прилетел за мной, когда я работал на поверхности. В купол они вошли без меня, я еще только пробирался к своей базе.
Командир челнока Николо Андреотти потом говорил мне, что он долго и с изумлением разглядывал Аристарха, который, лежа на моей постели, смотрел на экране компьютера художественный фильм «Роботы Белой Зари» и время от времени заливал в головной штуцер немножечко смазки, которая была налита в жестянку из-под пива.
— Ты хоть потом разобрался, за счет чего он у тебя выигрывал, Луиджи? — поинтересовался Лежнев.
Итальянец горестно засмеялся.
— Конечно, разобрался, — кивнул он. — Все было до идиотизма просто. Он поставил себе и компьютеру модемы, поэтому знал все карты, которые были у того на руках.
— Действительно просто! — кивнул Лежнев. — Я даже не удивлюсь, если он действительно смотрел фильм. Но вот масло в штуцер… Признайся, Луиджи, с маслом в пивной банке ты все же немножечко переборщил!
— Но это же не я! — экспансивно всплеснул руками итальянец. — Я сам это знаю со слов Андреотти! Желающие могут уточнить у него.
— Это мы можем узнать только на Земле, — задумчиво сказал Лежнев. — Вести переговоры по радио… Нас на смех поднимут, если мы на всю Систему начнем интересоваться, действительно ли робот Аристарх на астероиде Гемоксен смаковал масло из пивной банки!
— Кстати, — вмешался Фоке Трентелл. — А где он сейчас, этот Аристарх, Луиджи? Пазолини покраснел:
— Я слишком много проиграл ему. Пришлось мне выкупать робота. Сами знаете, карточный долг — долг чести! Теперь он живет у меня в Санта-Чинелли, присматривает за домом, гуляет с детьми и собакой, а в свободное время посещает карточный клуб «Семерка пик».
— Играет? — полюбопытствовал Лежнев.
— Вы не поверите. — Итальянец вздохнул. — Обычно они играют на пару с компьютером, который согласно желанию Аристарха мне тоже пришлось выкупить. Вместе они непобедимы. Они уже стали почетными членами клуба и теперь тренируются, чтобы успешно выступить на очередном чемпионате мира!
Лежнев покачал головой и оглядел окружающих.
— Желающие выйти на сцену есть? — спросил он. Моисей Симанович решительно поднялся со своего места.
— Только без арабов! — решительно предупредил Астахов.
Борис наслаждался происходящим. С началом конкурса его безделье становилось как бы официальным, и можно было не опасаться укоризненных взглядов товарищей и начальства. Астахов даже ворот комбинезона распустил, чтобы дышалось легче. Симанович фыркнул и встал на место, приготовленное для рассказчиков.
— Слава Иегове, поклонники Ясира Арафата пока еще в Космос не летают. Они ему на Земле поклоняются, — проворчал он. — Вот уж действительно, кого хочет покарать Господь, у того он отбирает разум! С вашего позволения, господа, я буду рассказывать не о себе. За всю мою не слишком долгую жизнь со мной, слава Иегове, ничего странного и нуждающегося в рациональных объяснениях не происходило. А вот с моим дядей…
Симанович задумался, и было видно, что думает он сейчас не о том, как бы покрасивше соврать, а о том, как начать свой рассказ о дяде.
— Мой дядя, Меир Фенхель, был лихим космонавтом, — начал Симанович. — Родись он в суровые двадцатые годы прошлого столетия, дядя, несомненно, стал бы комиссаром в пыльном шлеме и кожаной куртке, но, увы, жизнь не дала дяде такого шанса, и он родился в благополучной семье еврея-ашкенази в кибуце имени Голды Меир на севере Израиля. С детства он привык бороться с трудностями, поэтому сразу после совершеннолетия дядя эмигрировал в Соединенные Штаты, где поступил, ко всеобщему удивлению родственников и материнскому горю, в известную Школу астронавтики, которую создала во Флориде КОСМОНАСА.