Охранник, человек не мелкий, а, скорее, наоборот, за плечами которого можно спрятать армию, превратился в халдея, подающего пиво в кабаке. Пригнувшись с виноватым видом, он подошел к толстяку и что-то шепнул ему на ухо.
Выслушав, толстяк небрежно оттолкнул халдея двумя пальцами и еще раз осмотрел женщину.
— Ты думаешь, я должен тебе поверить, крошка? А может быть, тебя люди Арсена прислали.
— Послушай, боров! Я к тебе не жаловаться пришла и не просить подаяние. А зовут меня Любовь Петровна Литовченко. Это так, для сведения, чтобы ты крошками не обсыпал свой слюнявчик. И пришла я по делу, которое касается меня и тебя. Комитетчики уложили в парке твоего лучшего краснодарского дружка Степу Бездомного, а заодно и моего мужа. Арсен там же подох. Их для того и спарили, чтобы вы теперь глотки друг другу резали.
Толстяк прищурил свои и без того маленькие, заплывшие жиром глазки, долго молчал, а потом сказал:
— А где доказательства? Чекисты нами никогда не интересовались. С чего бы вдруг?
— А это ты у них спросишь.
Любанька достала из кармана черный пакет и передала его халдею. Тот тут же положил его на стол перед толстяком.
Толстяк кивнул, охранник распечатал конверт и выложил на стол десяток фотографий.
— Этих мальчиков с автоматами ты можешь найти в ФСБ Краснодара. С твоими возможностями, папа Гера, это не вопрос.
Просмотрев снимки, толстяк покраснел, и третий подбородок начал трястись.
— Кто это снимал?
— Я снимала. Ты просил факты — ты получил.
— Чего же ты хочешь?
— Мне плевать на стрелков. Они выполняли приказ. А приказ отдает Ершов. Я хочу увидеть этого гада дохлым.
— Объявить войну комитетчикам? Нет, голубушка, мы на такое не способны. На минном поле не устраивают танцклассы.
— Я тебе уже сказала, мужик, что не за подаянием пришла. На твоих сопляков надежды не возлагаю. Это ты в своих подвалах очень крут, а на деле так, мелюзга! И не зыркай на меня, не испугаешь. Пуганая уже. Мне оружие нужно. Я и без вас справлюсь.
Толстяк согнал с соседнего стула игрока и, криво усмехнувшись, указал гостье на стул.
— Милости просим, Любовь Петровна. Такие дела с лету не решаются, да и опыта у вас нет. Покумекаем вместе. Одна голова хорошо, а две лучше.
Люба прошла к столу и села.
* * *
Самолет из Москвы прибыл в аэропорт Минеральных Вод точно по расписанию. Пассажиры покидали свои места, спускались по трапу и гуськом топали через летное поле к аэропорту. Только для одного пассажира сделали исключение. Его поджидала черная «Волга» прямо возле трапа.
Ершов ходил в начальниках больше десяти лет и уже привык к своим привилегиям, так что его не удивляла и не смущала такая встреча. Это считалось нормой. Конечно, в столице ему машину к трапу не подавали, ждали его возле стоянки, да и хлопать дверями он там не мог, и входить без стука не полагалось, а уж к высокому начальству только через секретаря попадал. Ну, а о том, как его на Лубянке принимали, Ершов своим подчиненным рассказывать не собирался.
Шофер вышел из машины и открыл заднюю дверцу. Полковник нырнул в салон, и дверца закрылась. На заднем сиденье его поджидал подполковник Говорков, известный среди журналистов под кличкой Змей Горыныч.
— Рад видеть вас в полном здравии, Константин Иваныч. — Говорков протянул полковнику руку.
Но Ершов ее не заметил.
— Поехали в управление.
— Может быть, отдохнете?
— Времени нет. Что с пассажирами?
— Все по-прежнему, Константин Иваныч. Народ тихий, бунтарей нет. Терпят. Русский народ терпеливый. Скажи им, что их завтра вешать будут, они побегут в хозторг веревку покупать.
Говорков хихикнул, но тут же осекся. Полковник не принял его шутки.
— Адмирала придется отпустить. Министерство обороны взбунтовалось, в Совет Безопасности телегу настрочили. Экипаж тоже придется освободить. Они должны быть на виду. Но со всех взять подписку о неразглашении. Ты, Алексей Савельич, мастак людям голову морочить, состряпай сам документ.
— Но такая подписка не будет иметь юридической силы.
— Об этом только мы знаем, а их надо пугнуть так, чтобы язык отсох. Мы пока еще сила, и нас боятся. Пусть боятся. Недаром их пугают тридцать седьмым годом. Спасибо крючкотворцам, на нашей стороне воюют, сами того не понимая.
— Организуем, Константин Иваныч.
— А теперь скажи мне, подполковник, почему до сих пор Горохова не взяли? У тебя что, людей не хватает или мозгов? Этот говнюк шлет в Питер свои пасквили один за одним, а мы в бирюльки играем! Для нас Горохов — главный террорист и враг номер один. Под номером два мы должны считать Катерину Китаеву. Если эта баба вырвется в центр, то мы сгорели.
— Она не вырвется, Константин Иваныч. Она в кольце. Мы знаем район ее нахождения. Там лазеек нет. Глухо, как в танке. Горохов в Минеральных Водах. Нам также известно, что он постригся и сбрил усы. Ходит по квартирам как телефонный мастер и звонит в Питер. Из Минвод ему не выскочить. А потом, посудите сами: что он может сказать нового? Его информация устарела и уже никого не интересует. Он — труп.
— Я хотел бы видеть этот труп. Воочию, а не на словах, подполковник. Как дела у Железнова? Он выловил остальную мелюзгу?
— Вчера должен был доложить, но куда-то пропал. Ни дома, ни на работе не появляется.
Ершов покачал головой.
— Ну почему я должен работать с такими идиотами? Куда подевались профессионалы? Сплошной детский лепет!
— Профессионалы в криминал ушли, Константин Иваныч. Вы сами об этом знаете. Выбросили людей на улицу, а теперь ахаем. Работы прибавилось, людей убавилось. А сколько наших ребят в Чечне гибнет… На романтику потянуло, шашкой помахать.
Машина подъехала к зданию Управления ФСБ. Шофер открыл дверцу, первым вышел Ершов, вторым Говорков. Когда они направились к подъезду, пересекая тротуар, в их сторону бросилась женщина в легком клетчатом плаще.
— Товарищ полковник, товарищ полковник! У меня срочное сообщение. Выслушайте меня.
Шофер и второй охранник, который ехал впереди, выскочили из машины и хотели оттащить женщину в сторону, но Ершов поднял руку, и они остановились на полпути.
— Вы кто такая? — спросил Ершов, вглядываясь во взволнованное, красивое лицо женщины.
Люба подошла к ним и остановилась в шаге от Ершова.
— Выньте руки из карманов, — приказал Говорков. Лицо женщины казалось ему знакомым. Но где он ее
видел, вспомнить не мог.
— Ваши люди, — продолжала она взволнованно, — устроили перестрелку в центральном парке Краснодара. Там погиб журналист Золотухин и жена редактора Литовченко. Об этом уже известно центральным газетам России.