Как бы я хотел, чтобы Закон рухнул и вновь воцарилось Наше время, Наш порядок, чтобы мягкотелые стали грязью под нашими ногами, как те – их предтечи, а моя Раса вновь покорила мир.
Но мы, каменные, вечны и умеем ждать. Когда-нибудь оно настанет – Наше время!
Мы подождем…
Краснобалтск, Калининградская область, 200… год.
– Короче говоря, – Роман сидел на переднем сиденье и, приспустив стекло, курил, выпуская дым на улицу. Свой деревянный меч он не выбросил, а зажал между колен, что Женю несколько настораживало: похоже, что милиционер совсем не считал ночные приключения закончившимися. – Все было в порядке где-то до середины восьмидесятых. Всех все устраивало, все были довольны. Те, кто не был доволен, уехали…
– А почему тогда все не узнали о том, что здесь творится… творилось? – Вера немного пришла в себя и даже попыталась поправить расплывшуюся тушь, глядя в крохотное зеркальце косметического набора.
– Откуда?
– Ну… Уехавшие могли бы рассказать прессе, соответствующим органам… Не знаю…
– Ну, это вряд ли… Вспомните, сколько в то время было различных экстрасенсов, контактеров, личных друзей снежного человека. И все, между прочим, стремились поделиться своими тайными знаниями. Так что отношение к подобным откровениям было, мягко говоря, несерьезным… К тому же каким-то образом оказалось, что тот, кто уехал и попытался разговориться, умирал самым естественным образом, причем в самые кратчайшие сроки. Почти не успевая поделиться своими знаниями со всем миром, что характерно. А те, кто еще не успел купить билет, как бы невзначай узнавали об этом… Одним словом, очень скоро все были довольны или хотели выглядеть довольными. Но вдруг все изменилось.
Казалось, все ограничения внезапно были сняты. В доноры вдруг попали если не почти все, то очень многие. Первое время горожане радовались этому, позабыв про внезапно опустевшие полки магазинов, талоны и прочие прелести «перестройки» и «ускорения». И уж наверное, Краснобалтск оказался единственным островком во вдруг закипевшем котле Советского Союза, где никто не думал ни о вожделенном «социализме с человеческим лицом», ни о многопартийности, ни тем более о смене руководства. Неужели может думать о земном человек, вдруг приписанный к сословию бессмертных? Ведь вечная жизнь, даже если она полужизнь, лучше короткого человеческого века…
И никого не волновало, что этот век становился все короче и короче, а кладбище стремительно заполнялось каменным воинством. А улицы города, соответственно, пустели и пустели…
Одним из первых забил тревогу Сергей Алексеевич, числившийся местным диссидентом, хотя и безобидным и почти чудаковатым, но его мало кто слушал. В то время вообще мало кто о чем-то думал. Тем более что потери населения почти мгновенно возобновлялись за счет ищущих лучшей доли со всей рушащейся страны. События в бывших «братских» республиках, рвавшихся на свободу из-за опостылевшего Железного Занавеса, бесконечный съезд Совета народных депутатов, попавший под раздачу Ельцин… А тут еще слухи о том, что Калининградскую область снова вернут Германии… Кому же не хотелось вдруг оказаться вместо нищего и чуть ли не голодающего «совка», где все вплоть до мыла и спичек стало дефицитом, в благословенном капиталистическом раю? А что? Восточные немцы, вон, благополучно воссоединились со своими западными родственниками, а чем хуже бывшая прибалтийская провинция? Небось, не сталинские варвары – не будут выдворять в пылающую Россию прижившихся обитателей!
Мельник дальновидно не поддержал ГКЧП в августе 1991 года, чем обеспечил себе относительный покой, но от налетов новых кремлевских опричников не уберегся. На его место уселся пришлый чужак, а на все, что плохо лежало, наложили руку пришельцы, на которых обитатели без пяти минут Тейфелькирхена поглядывали свысока.
Но жизнь быстро вернула на землю беспочвенных мечтателей и все расставила на свои места. После упразднения Советов по всей стране, расстрела Белого дома, внезапного появления вокруг прибалтийского анклава своеобразного «санитарного кордона» поток пришельцев как-то сам собой сошел на нет. Да и «неистребимый» глава города незаметно вернулся на место…
Но за короткий период безвластия, как и во времена любых революций, из-под спуда вдруг всплывают такие тайны, которые кое-кто считает похороненными навеки…
Прохоров, как один из немногочисленной заводской элиты, внезапно получил доступ к архиву, ранее хранившемуся за семью печатями. Но вместо всяких «военных тайн» и технологических секретов нашел в ветхих папках, многие из которых все еще несли на пожелтевших обложках разлапистого имперского орла со свастикой в лапах, столько интересного, поставившего все на свои места, что…
– Приехали, – широко улыбнулся Петрович, поворачиваясь к пассажирам. – Доставил в лучшем виде!
* * *
– Но это же не вокзал!
Вера и Евгений озирались вокруг, узнавая и не узнавая места: деревья, едва различимые на фоне темного неба, высокая стена… нет, забор с колючей проволокой поверху. Завод?!
– Совершенно верно, – Роман пошарил в кустах и вытащил металлическую лесенку, длины которой как раз хватало до гребня стены, и приставил в том месте, где проволока, вьющаяся по ограде, была по чьему-то недосмотру оборвана. – Я же не мог увезти вас отсюда, оставив смутные сомнения!
Он вскарабкался наверх, исчез по ту сторону стены, но тут же появился снова и поманил новых товарищей:
– Смелее! Тут невысоко.
Женя подсадил девушку, вскарабкался сам, но уже на самом верху обернулся.
– А вы, Петрович?
– Да я тут подожду, – нехотя отозвался «таксист», без видимой нужды надраивая тряпицей ветровое стекло и фары своей «ласточки». – Чего я там не видал? Да и мало ли чего… Время ночное…
– Да он высоты боится! – весело вынырнул из-за забора Роман. – Верно ведь, а, Васька?
Петрович промолчал, отвернувшись.
– Мы ведь в одном классе с ним учились! – продолжал зубоскалить милиционер. – Голубей гоняли, рыбалили, за девчонками подглядывали… Даже наколки одинаковые сделали. Я ему колол – он мне.
– Не может быть! – ахнула снизу Вероника, и Князев с досадой вспомнил, что так и не успел поведать ей всего услышанного от старшего лейтенанта. То-то она хлопала глазами в машине, мало что понимая из рассказа Прохорова-младшего. – Как же…
– А вот так. Потом вам, барышня, дружок ваш объяснит, когда в поезде будете… Да и тачку свою Василий Петрович опасается оставлять – вдруг украдут его барахло?
– Смейся-смейся… – донеслось из-за забора. – Дошутишься.
– Ладно, Вась, не обижайся. Мы скоро…
Спрыгнув внутрь, молодой ученый с изумлением понял, что очутился там же, откуда начинал свой поход за информацией. Вон и коварный штабель ящиков…
– Помоги мне эту рухлядь в сторону сдвинуть…