– Ты лучше нарисуй, умный человек, – ласково поощрил харон разжалованного. – Для сравнения. Мы люди несведущие, на словах не понимаем…
– Нарисовать? Охотно!
Раздосадованный инженер отломил прутик, подровнял на глаз и, используя вместо линейки, принялся скрупулезно вычерчивать гипотетическую «пирамиду». Уже в первом приближении выходило, что построенная с таким трудом, затратами и жертвами громадина смотрелась бы рядом с рисованной махиной очень скромно. Примерно как дачный сортирчик рядом с трехэтажным особняком «нового русского». А уж когда рядом появился детальный разрез с изображением погребальной камеры и ходов…
– Чтобы все это держалось, – торжествующе поднялся «яйцеголовый» на ноги и отряхнул от песка полы нищенской хламиды, сменившей дорогое одеяние инженера, – камня потребуется столько, сколько, примерно, пошло на половину домов в Мемфисе.
– Да ну! – не поверили Такетх с хароном. – Ты не ошибся, часом?
– Я недаром постигал секреты науки, именуемой архитектурой, у несравненного Хаар-Атона, – высокомерно ответил инженер, позабыв про свой нынешний незавидный статус. – Его ученики никогда не ошибаются.
– А с перекрытием?
– Несовершенство материала, – отрезал специалист. – Расчеты были безупречны.
– А это что тогда? – указал Афанасий на свежеотстроенный мавзолей. – Куча навоза?
– Это невозможно, – гордо отвернулся инженер, сложив руки на груди.
Харон почесал в затылке, что-то соображая.
– Ты это прямо из головы придумал? – ткнул он пальцем в чертеж.
Строитель сник.
– Если бы я мог придумать хотя бы половину подобного великолепия, то прослыл бы великим архитектором. Это проект моего учителя Хаар-Атона, по нему он учил нас постигать прекрасное и творить, не связывая себя мелкими мыслями о презренном камне. Все равно воплотить такое в жизнь не в силах никто.
– А если по твоему рисунку, да с новым материалом…
– Я его называю «бетон», – вставил Сер-Гей.
– С бетоном этим можно построить твое творение?
– Э! Э! – встревоженно переводя взгляд с одного на другого, встрял Такетх. – Вы эти «можно – не можно» бросьте! Это вам не курятник, понимаешь! У меня и так смета перерасходована! Кто мне фонды на это баловство выделит? Вы тут фантазируйте, да знайте меру…
Я понимаю, что это не Индия. Даже совсем не Индия. Но может быть, это просто не та Индия?
Христофор Колумб
– Нет, я не понимаю, зачем должен умащивать свою кожу маслом, словно стареющая придворная красотка!
Отправляться пришлось опять вчетвером (даже вчетвером с дробью, поскольку Кот тоже являл собой хоть небольшую, но живую единицу), на пределах возможности нежной аппаратуры, но иначе было нельзя. Оптимальным было бы, конечно, попарное путешествие, но кто мог положиться, что капризные вихри времени и пространства не раскидают путешественников по разным местностям и эпохам? И еще одно обстоятельство, отнюдь не техническое.
Банальный случай «волка, козы и капусты».
Леплайсан и профессор сразу и бесповоротно невзлюбили друг друга, и, стало быть, вместе их ни отправлять, ни оставлять было нельзя. Точно так же не рисковал оставлять шута вдвоем с Жанной Арталетов – дружба дружбой, но… Зачем было с таким трудом спасать друга, с которым пришлось бы, в случае чего, выяснять отношения? И уж совсем, после истории в магазине, не стоило терять контроля над парочкой Жанна – ученый. Языки у них о-го-го, а девушка теперь вооружена совсем не мороженым цыпленком… Все устали, у всех нервы…
Арталетов давно уже чувствовал себя кем-то вроде няньки при ораве непослушных, неразумных и более того – чрезвычайно активных ребятишек детсадовского возраста, опрометчиво выведенных на прогулку. И если Кота, к примеру, удалось уговорить на доставку в Египет в обычной корзинке для перевозки домашних животных, то о том, что остальных нельзя заковать в наручники, он сожалел совершенно искренне. Почему корзинка? Да потому что царапины от когтей кота, никогда не слышавшего о гигиене, полученные при транспортировке, заживали мучительно долго, и Жора всерьез опасался подцепить какую-нибудь заразу, которых было так много в минувшие века. Прививки прививками, но вдруг имелись хворобы, незнакомые нынешней медицине?
Или тот же Леплайсан, привыкший к обтягивающему платью по моде своей эпохи и наотрез отказавшийся переодеваться в просторную хламиду. Пришлось облачать его в длиннополый кафтан, благо, как теперь знали путешественники, подобные были в ходу у казаков-мамлюков. Но убедить его смазать лицо маслом от загара оказалось невозможно, и теперь, скорее всего, бывший королевский шут будет щеголять красным, будто обваренным, лицом и беспрестанно чесаться, вызывая законное беспокойство окружающих.
– Солнце, солнце… – ворчал он в ответ на все советы спутников. – Где это видано, чтобы солнце, Божий дар, обжигало как кипяток? Даже на юге Франции, на моей родине, такого не бывало… Опять же, можно натянуть перчатки и надеть широкополую шляпу… Зачем масло?
И шпагу, присмотренную в богатом дорофеевском арсенале, он не собирался прятать под одежду, холодно посоветовав Горенштейну, причитающему по привычке о вопиющем анахронизме, привести означенного господина под ясные дворянские очи, дабы он, Леплайсан, мог вызвать его на дуэль. Оружие, мол, на то и оружие – символ дворянской чести, – дабы носить его на виду у всех, особенно недоброжелателей.
Глядя на Леплайсана, понемногу вооружились чем придется и остальные члены экспедиции, оставив пацифиста в трогательном одиночестве. Кот, ворча устраивающийся в своем тесном временном обиталище, ежесекундно цеплялся за все на свете то эфесом своего стилета, то рукоятью дамского браунинга, облюбованного за удобство и малые размеры.
Георгий, кроме казачьей шашки и пистолета, подумывал о небольшом автомате, но его пыл несколько охладил Нефедыч, наотрез отказавшийся выдать серьезное оружие без санкции шефа.
Жанна же, опровергая байки об интеллекте, недоразвитом у средневековых жителей вообще и особ женского пола в частности, захватила могучий трехлитровый сифон для газированной воды, напомнив опешившим от такого странного оружия «массового поражения» товарищам о пустынных демонах и их выдающейся водобоязни.
Какие еще смертоносные штучки скрывались в ее пышном одеянии, не осмеливался проверить никто, но оно иногда топорщилось в местах, вроде бы совсем не подходящих по анатомическому устройству для дамского организма.
Одним словом, несколько сменившая свой состав спасательная группа производила впечатление цыганского табора, в полном составе собравшегося на войну. Или в космос. Например, для включения в кочевую орбиту естественного спутника Земли.
А уж когда вся эта живописная группа сгрудилась в «машинном зале», сходство стало полным…
– Ну что, поехали?..
* * *