Я вытащил из внутреннего кармана рюкзака ганлин и подал ей. Тисса взяла кость, окованную серебром, и с недоумением посмотрела на меня.
– Это флейта, которую у тебя хотел купить Джейк?
– Да. Мой нож потерян, и единственное, что у меня осталось, – этот ганлин. Он обладает связью с миром духов.
Я рассказал ей про ритуал чод, про силу, которую должен получить с помощью этого музыкального инструмента. Тисса слушала меня, и ее лицо все сильнее каменело.
– Я пойду с тобой, – заявила она, когда я замолчал.
– Нет. Это опасно. Ты можешь погибнуть.
– А ты не погибнешь? – Ее голос зазвенел, а скулы побелели. – Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг ты не справишься?
– Все будет в порядке, – ответил я как можно увереннее. – У меня же есть душа, поэтому…
– Хватит строить из себя непобедимого рыцаря! – воскликнула она с отчаянием и бросила флейту на кровать. – Ты всего лишь одушевленный, а не бессмертный. Твоя душа – не стальные доспехи! Не меч и не щит! Ты так же можешь умереть, как и все остальные!
Она отвернулась, чтобы я не видел слез, блеснувших на ее ресницах.
– Тисса, у нас нет выхода.
– А если вернется Джейк, или Дик, или еще какая-нибудь дрянь? Пока тебя не будет?
– Даже если они вернутся, к тебе не пойдут. Звуки ганлина отпугнут их.
– Да, они пойдут к тебе, – произнесла она глухо.
– А еще ты запрешь дверь. Здесь надежный засов. Те, кто возвращаются по ночам, заключены в материальные тела. Они не смогут пройти сквозь преграду. Если ты сама не откроешь.
Тисса помолчала, глядя в окно, затем проговорила тихо:
– Рай… я боюсь.
Я видел, каких мучительных усилий ей стоило признаться в этом.
– Знаю.
Я обнял ее, крепко прижал к себе, утешая, успокаивая, передавая часть своей силы.
– Если я не сделаю этого, то не смогу защитить ни тебя, ни себя.
– Я не хочу оставаться одна. Если с тобой что-то случится, я останусь совсем одна.
– Я вернусь. Обещаю.
– Зачем я поехала в Кайлат?! – воскликнула она с отчаянием, понимая, что не сможет удержать меня. – Почему я не осталась дома?! У меня было все так хорошо.
– И зачем же ты поехала?
– Найти тебя, – сказала она резко. – Мне нужно было тебя увидеть. Убедиться, что ты несчастен, одинок и жалок. А ты оказался вполне довольным жизнью. Полно знакомых, каждый встречный кайлатец здоровается с тобой. И у тебя есть горы, которые ты так хорошо понимаешь и которые принимают тебя.
Я слушал эти горькие упреки, прижавшись щекой к ее пушистым волосам, наслаждался теплом ее тела и прикосновениями рук, которые больше не обнимали меня, а грубо стискивали куртку на моей груди.
– Изучаешь местные языки. Собираешь легенды. Весь твой умиротворенный вид говорил о том, что здесь ты познал некую тайну, получил какие-то невероятные богатства. И я вдруг сама ощутила себя нищей, одинокой, обделенной. Это несправедливо!
– Это равновесие, Тисса.
Она вздохнула и покачала головой, признаваясь в своем бессилии понять меня.
– Мне пора.
Тисса отстранилась, забыв обо всех своих обидах.
– Осторожнее, ладно?
– Хорошо. Не волнуйся.
Я еще раз провел ладонью по ее волосам, положил в карман пару свечей в металлических чашечках, коробок спичек, взял ганлин, лежащий на кровати, и вышел из комнаты. За моей спиной загремел засов.
В темноте заброшенный лодж наполнился приглушенными звуками. Шорох, шелест, потрескивание, вздохи. В луче фонаря рассохшиеся доски, неровные стены и сломанные перила выглядели зловеще, словно наполнились своей тайной жизнью. В комнате с покойником было тихо. Но на всякий случай я положил несколько галет у входа.
За порогом дома маячила знакомая фигура в красной куртке.
– Извини, приятель, – сказал я, обращаясь к ней. – Сегодня тебе не стоит ходить за мной. Присмотри лучше за девушкой.
И мертвый попутчик отступил, растворился в темноте, словно вняв моей просьбе или уловив мощь ганлина в моей руке.
Я шел по тропинке, едва виднеющейся под ногами. Хотелось зажечь фонарь, но я знал, что делать этого нельзя.
Ночь затаилась. Задержала дыхание, глядя на меня с неба тысячами мерцающих глаз. Тяжелые хребты гор выгнулись, щетинясь острыми пиками. Молчали птицы, не было слышно зверей. В этом мире все вокруг как будто вымерло. Но с другой стороны, за тонкой невидимой гранью, в пространстве, к которому я собрался обратиться, струилось непрерывное движение. За мной следили, ждали, когда я призову древнюю магию, освобожу тайные, опасные силы.
Ганлин тоже ждал. Последние несколько дней он молчал, словно зная, что мне все равно придется воспользоваться им, и не напоминал о себе. Серебро флейты обжигало холодом ладонь, становилось то легче, то тяжелее. Кость неожиданно теплела. Казалось, музыкальный инструмент жил собственной жизнью. Думал и чувствовал, стараясь передать мне свои мысли и желания.
Тропа, по которой я шел, вела прочь от лоджа, спускалась вниз с холма. Мимо бесшумно пролетела сова. Или нечто, похожее на сову. Олицетворение несчастья, по поверьям кайлатцев. Впрочем, я не был уверен, что эта птица может жить на такой высоте и мне не почудился парящий хищный силуэт с желтыми кругами глаз.
Сначала путь был довольно пологим и гладким, затем начал теряться среди камней, обрываться на склоне, и тогда, наплевав на условности, я включил фонарь, уже не раз выручавший меня. В круге света стали видны все неровности дороги. Спуск становился все круче. Мне пришлось сунуть ганлин за пояс, чтобы не выронить его случайно.
Я не задумывался, куда идти. Необъяснимая уверенность заставляла двигаться лишь в одну сторону, не позволяя сворачивать. Тропинка обогнула еще один валун, и я не удивился, увидев на его боку полустертые знаки. Молельный камень нависал над пропастью. Я повел лучом фонаря и разглядел в нескольких метрах ниже узкую площадку, на которой мог уместиться только один человек. Дальше дороги не было.
Осторожно ступая по осыпающимся камням, я спустился. Осмотрелся. Узкий луч не мог добить до дна ущелья. Там едва слышно бормотала река, перекатываясь по камням. Далеко впереди, тоже за пределами моей видимости, стояла Аркарам. Ее слегка вогнутый склон, похожий на гигантское зеркало, поднимался до самого неба. Кайлатцы считали, что по этим ступеням их временные нематериальные сущности, заменяющие души, поднимаются наверх, чтобы оказаться ближе к Матери Богов. А та определит, какая из них должна вернуться обратно на землю, а какую заберет к себе на вершину…
Я сел, скрестив ноги, выключил фонарь и пару минут ждал, когда глаза привыкнут к темноте. Безмолвные горы свысока наблюдали за мной. Звезды окружали их пики сияющими ледяными венцами. Очертания камней вокруг, искаженные моим зрением, приспособленным к дневному свету, приобретали все более причудливые формы.