На стене тикали часы. Каждые тридцать секунд раздавался щелчок, и минутная стрелка почти незаметно сдвигалась. До обеда оставался час и пятьдесят одна минута.
— Ха, — фыркнула Фрэнсин, комментируя что-то из прочитанного.
— Прошу прощения? — сказал Мелч.
— Здесь каждую пятницу вечером устраиваются танцы — прямо в этом здании, — объяснила Фрэнсин, отрывая взгляд от брошюры. — Вот почему наверху все так разукрашено, — прибавила она.
Девушка имела в виду, что на баскетбольной площадке были развешены японские фонарики и серпантин. По всей вероятности, следующая вечеринка планировалась в деревенском стиле, потому что в углу стоял настоящий стог сена, а на стенах в художественном беспорядке висели тыквы, сельскохозяйственные орудия и снопы из кукурузных початков.
— Я люблю танцевать, — сообщила Фрэнсин.
— Угу, — промямлил Мелч. Он никогда не танцевал.
— Вы с женой много танцуете, мистер Рохлер? — спросила Фрэнсин.
— Я не женат, — сказал Мелч.
— О! — Фрэнсин зарделась и, поджав губы, снова уткнулась в брошюру. Когда краска сошла с ее щек, она подняла голову. — Вы играете в боулинг, мистер Рохлер?
— Нет, — тихим, напряженным голосом сказал Мелч. — Я не танцую. Я не играю в боулинг. Боюсь, я почти ничем не занимаюсь, кроме ухода за матерью, которая болеет уже много лет.
Мелч закрыл глаза. Укрывшись за пурпурной тьмой опущенных век, он размышлял о жестокости жизни — о том, что жертвы не зря называются жертвами. Заботясь о больной матери, он многого лишился.
Открывать глаза не хотелось, поскольку Мелч знал: то, что он увидит на лице Фрэнсин, ему не понравится. Он не сомневался, что на ангельском личике Фрэнсин будет написана самая жалкая из всех положительных оценок — уважение. А к уважению неизбежно примешается желание оказаться как можно дальше от этого неудачливого и скучного мужчины.
Чем больше Мелч думал о том, что увидит, открыв глаза, тем меньше ему хотелось их открывать. Часы на стене вновь щелкнули, и Мелч понял: еще тридцати секунд пристального взгляда мисс Пефко ему не выдержать.
— Мисс Пефко, — произнес он, не открывая глаз. — Не думаю, что вам здесь понравится.
— Что? — сказала Фрэнсин.
— Возвращайтесь в «цветник», мисс Пефко, — сказал Мелч. — Расскажите там о ненормальном, которого вы нашли в подвале Строения 523. Потребуйте нового назначения.
Мелч открыл глаза.
Лицо Фрэнсин было бледным и напряженным. Удивленная и испуганная, она едва заметно покачала головой.
— Вы… я вам не понравилась, мистер Рохлер? — спросила девушка.
— Дело совсем не в этом. — Мелч встал. — Просто уходите отсюда — ради собственного блага.
Фрэнсин тоже встала, продолжая качать головой.
— Тут не место для такой милой, умной, работящей и очаровательной девушки, как вы, — нервно сказал Мелч. — Останетесь здесь — сгниете!
— Сгнию? — повторила Фрэнсин.
— Как я, — сказал Мелч. Путаясь в словах, он изложил историю своей жизни в глузе. Потом, красный как рак и опустошенный, повернулся спиной к Фрэнсин. — Прощайте, мисс Пефко, — сказал он. — Был чрезвычайно рад с вами познакомиться.
Фрэнсин неуверенно кивнула. Она ничего не ответила. Часто моргая, собрала вещи и вышла.
Мелч снова сел за стол и закрыл лицо руками. Он прислушивался к удаляющимся шагам мисс Пефко и ждал громкого, гулкого хлопка входной двери, который скажет, что мисс Пефко навсегда ушла из его жизни.
Он все ждал и ждал буханья двери, пока не стало ясно, что Фрэнсин умудрилась выйти беззвучно.
А потом он услышал музыку.
Это была запись популярной песенки, дешевой и глупой, но многократное эхо в пустых помещениях Строения 523, накладываясь само на себя, сделало мелодию таинственной, фантастической и волшебной.
Мелч поднялся наверх, навстречу музыке. Он обнаружил ее источник — большой проигрыватель у стены гимнастического зала. Мелч слабо улыбнулся. Значит, музыка была маленьким прощальным подарком от Фрэнсин.
Он подождал, пока закончится пластинка, потом выключил проигрыватель. Вздохнул и обвел взглядом украшения и игрушки.
Если бы Мелч поднял взгляд до уровня балкона, то увидел бы, что Фрэнсин еще не ушла. Она сидела в кресле первого ряда, облокотившись на перила из труб.
Но Мелч не смотрел наверх. Думая, что в зале больше никого нет, он уныло попытался сделать несколько танцевальных па — без всякой надежды на успех.
И тут Фрэнсин заговорила:
— Помогло?
Мелч испуганно поднял голову.
— Помогло? — повторила она.
— Помогло? — переспросил Мелч.
— Музыка подняла вам настроение? — пояснила Фрэнсин.
Мелч обнаружил, что не знает, как ответить на этот вопрос.
Фрэнсин не стала дожидаться ответа.
— Я подумала, что музыка вас немного развеселит, — сказала она. Потом покачала головой. — Конечно, я не надеялась что-то изменить. Просто… — Девушка пожала плечами. — Понимаете… а вдруг она хоть немного поможет.
— Это… спасибо за заботу, — промямлил Мелч.
— Помогло? — спросила Фрэнсин.
Мелч задумался и дал честный ответ — неопределенный.
— Да… — сообщил он. — Я… думаю, помогло. Немного.
— Можно всегда включать музыку, — сказала Фрэнсин. — Здесь тонны пластинок. И я подумала, что музыка — это еще не все.
— Да? — сказал Мелч.
— Вы можете плавать, — заявила Фрэнсин.
— Плавать? — изумился Мелч.
— Именно, — подтвердила Фрэнсин. — Будете как голливудская кинозвезда в собственном бассейне.
Мелч улыбнулся ей — первый раз за время знакомства.
— Наверное, когда-нибудь я так и сделаю, — сказал он.
Фрэнсин перегнулась через перила.
— Почему когда-нибудь? — спросила она. — Если вам так грустно, почему бы не поплавать прямо сейчас?
— В рабочее время? — удивился Мелч.
— Но ведь вам теперь все равно нечего делать, правда? — сказала Фрэнсин.
— Нечего, — согласился Мелч.
— Тогда вперед, — сказала Фрэнсин.
— У меня нет плавок, — возразил Мелч.
— И не нужно, — сказала Фрэнсин. — Плавайте голышом. Я не буду подглядывать, мистер Рохлер. Останусь здесь. Вам понравится, мистер Рохлер. — Фрэнсин теперь демонстрировала Мелчу новые качества своего характера, о которых он еще не догадывался. Силу и твердость. — А может, вам не стоит плавать, мистер Рохлер, — саркастически прибавила она. — Может, вам так нравится быть несчастным, что вы ничего не станете менять.