Когда приказание было исполнено, «Василиса» по-мужски сунула пистолет за опояску юбки, подняла один из карабинов и один за другим, с четкими интервалами, три раза выстрелила в воздух. Затем взяла второй и выстрелила еще трижды.
— Ну, вот и все, — весело сообщила она беглецам, словно овцы без пастуха снова сбившимся в кучу. — Теперь остается только ждать…
* * *
Ждать пришлось недолго.
Уже через полчаса из-за деревьев послышалось лошадиное ржание, весело перекликающиеся голоса и вконец павшие духом беглецы были окружены вооруженными конниками.
— Молодцом, товарищ Искра! — соскочил с коня рядом с довольно улыбающейся «Василисой» очкастый гэпэушник. — Узнаю, узнаю тебя. А я-то думал, что ты вконец обабилась на конторской работе.
— Есть еще порох в пороховницах, — ответила та. — И чутье на контру не притупилось. Сразу я этого хлюста заподозрила, — толкнула она ногой безвольно мотнувшееся на траве тело Викентия Савельевича. — Если бы ты, Илья, меня послушал — по лесу бегать не пришлось бы. Еще в Уфе взяли бы белую гниду. Вот что я у него нашла!
Женщина-оборотень протянула очкарику сложенный вчетверо листок бумаги, заляпанный с одного края кровью.
— Ну-ка, ну-ка… О! Да это же карта!.. Ну, ты даешь, Инга. Теперь мы все осиное гнездо раздавим одним махом. Надо срочно телеграфировать Михаилу в Москву, пусть доложит, кому следует, поднимем здешних чекистов, красноармейцев и прихлопнем всю лавочку!..
— С-с-суки краснозадые! — вдруг отчаянно, срываясь на визг, выкрикнула Вика, и Алеша увидел в ее руке маленький блестящий пистолетик, похожий на детскую игрушку. — Не-на-ви-жу!!!..
Ошеломленные красноармейцы даже не успели вскинуть оружие, как девушка вытянула руку и четыре раза выстрелила в шарахнувшихся в стороны главарей. Звук пистолета звучал несерьезно, но Инга, ругнувшись по-мужски, выронила из руки выхваченный было пистолет, схватившись за плечо ладонью, сквозь пальцы которой толчками выплескивалось красное, а очкарик бросился ничком на землю, закрывая руками голову.
Вику тут же сбили с ног, навалились, с хрустом выкрутили из руки уже бесполезное оружие с расстрелянным магазином. Один из красноармейцев уже перехватил винтовку, готовясь пригвоздить бьющуюся девушку к земле штыком… Алексей отчаянно рванулся к ней на помощь, жалея, что в руке нет сейчас хотя бы того же тесака, но низкорослый кривоногий солдат, вроде бы тот самый Рассулов, застреливший у железнодорожного полотна беглеца-неудачника, выбросил вперед окованный железом приклад, и юноша согнулся пополам от невыносимой боли в животе.
Стоя на коленях, сквозь залитые слезами глаза он увидел, как окровавленная мегера оттолкнула бойца со штыком, ударом ноги в грудь повалила наземь привставшую было Вику и принялась жестоко избивать ее, сыпля матерщиной. В ужасе от увиденного, беглецы прижались друг к другу, прикрывая ладонями глаза детям.
— А что с этими делать? — спросил один из красноармейцев, окруживших кучку пленных забором стальных игл.
— Кончайте всех! — прохрипела, будто бесноватая, Инга-Искра, которую, прилагая немалые усилия, оттаскивал от лежащей неподвижно, будто изломанная кукла, девушки очкастый Илья. — В расход белую сволочь! И баб их и щенков! Штыками, штыками! Нечего зря патроны на эту мразь тратить…
Рассулов с кривой ухмылкой на неподвижном восточном лице толкнул ногой Алексея наземь, перехватил винтовку и занес штык над распростертым телом. Юноша увидел солнечный блик, сверкнувший на плоской грани, и устало опустил веки.
«Все кончено, — снулой рыбой проплыла мысль. — Папа… Вика…»
Земля под ним давно уже гудела тяжелыми ударами, но он не придавал этому значения, считая тяжкой поступью посланцев Смерти. Но вместо ожидаемого острого удара в грудь он ощутил вдруг нечто жидкое и горячее, брызнувшее ему на лицо.
«Да он что, мерзавец, с ума сошел! — взъярился только что готовившийся проститься с жизнью молодой человек. — Да я его за это!..»
Он распахнул глаза и сквозь багровую пленку увидел кружащегося перед ним в нелепом танце Рассулова, пытающегося обеими руками сжать распластанную до горла голову, брызжущую во все стороны красным. Половинки сложились неровно, и поэтому страшное, с глядящими в разные стороны глазами, лицо напоминало размалеванную киноварью дикарскую маску, расколотую вдоль. Видеть это было невыносимо. Дотянувшись до валяющейся рядом липкой от крови винтовки, Алеша четко, как на скаутских занятиях, ткнул смертельно раненного красноармейца штыком в грудь, заставив опрокинуться навзничь. От удара о землю разрубленная голова глиняным горшком распалась на две половинки, вывалив на траву нечто студенисто-дрожащее. От вида этой мерзости юношу скрутил рвотный спазм…
Опираясь на «трофейное» оружие, он кое-как поднялся на ноги и огляделся.
Все происшедшее заняло какие-то минуты, если не секунды, но положение на лесной полянке разительно переменилось.
На сцене появились новые персонажи — кавалеристы с тускло блестящими сквозь покрывающую клинки кровь шашками наголо, восседающие на взмыленных конях. Их было меньше, чем красноармейцев, но преимущество было на стороне пришельцев. Четверо уцелевших в яростной атаке красных, побросав оружие, стояли с поднятыми руками, а разгоряченные боем казаки, — Алексей узнал их по лихо заломленным набекрень фуражкам и штанам с лампасами, — не пряча оружие разъезжали между ними и оцепеневшими пленниками, словно надеясь на какое-либо опасное движение со стороны противника. Чтобы пресечь его просверком разящей стали…
— Где моя сестра? — едва не наехал на все еще сжимающего в руках винтовку Еланцева молодой офицер с удивительно знакомым лицом. — Отвечай, собака!
Только тут юноша вспомнил про Вику и кинулся к ней, лежащей навзничь в истоптанной траве, но его опередил все тот же офицер, рухнувший перед девушкой на колени.
— Вика-а-а-а!.. — ввинтился в уши полный страдания голос.
Девушка не отвечала, и офицер, скрипнув зубами, поднялся, шагнул к пленным, на ходу вынимая из ножен шашку…
— Постой! — перехватил его руку усатый казак с золотыми погонами на плечах. — Погоди, Сергей. Ты же не палач. И не судья. А эту мразь нужно судить.
Алеша всего этого не видел, стоя на коленях над бледной и неподвижной любимой и не находя в себе сил, чтобы прикоснуться к ее телу. Прикоснуться и ощутить холод смерти. Но, наконец пересилив себя, прикоснулся к окровавленному виску губами…
И под ними чуть-чуть шевельнулась жилка.
Не веря себе, Алексей припал к девичьей груди, бесстыдно обнаженной разорванным до пояса платьем, и ощутил слабое биение сердца.
— Она жива! Вы слышите? Она жива-а-а-а!!!..
Оказалось, что есаул Коренных и корнет Манской, выехавшие с двумя десятками казаков встречать долгожданную группу беженцев из Москвы и не дождавшиеся их близ станции, оговоренной заранее, выяснили у очевидцев пленения части пассажиров приблизительное место и поскакали туда.