— Только аборигены эти — не мифические онкилоны в набедренных повязках, а вполне реальные белогвардейцы с погонами на плечах.
— Разница невелика, — пожал плечами Зубов. — И те, и другие в нашем мире вымерли…
— Я бы не сказал, что эти собираются в ближайшее время вымирать. Наоборот, я бы сказал, здравствуют и процветают!
— А почему бы нам не поверить? — начальнику тоже расхотелось спать. — На минуту, на минуту! — оборвал он вскинувшегося спектрометриста.
— Как-то в одном из журналов… — продолжил он. — Кажется, в «Технике — молодежи»… А может быть, и в «Науке и жизни» я прочел занимательную статью об одном немецком ученом… запамятовал фамилию, извините… Так он математическим путем рассчитал, что рядом с нами находятся одновременно десятки иных миров.
— Сказки! — фыркнул Зельдович.
— Не такие уж сказки, — возразил Валерий Степанович. — Вспомните: давно ли атом считался мельчайшей и неделимой частицей материи? А теперь физики утверждают, что он состоит из еще более мелких частиц.
— При чем тут атом?
— Атом, конечно, ни при чем… Но представьте себе, что некогда упавший здесь метеорит вызвал такой силы взрыв, что границы двух расположенных рядом миров прорвались…
— И мы теперь в ином мире? Фантастика…
— Фантастика… — вздохнул геолог. — Только меня, Лев Дмитриевич, сейчас больше волнует не это, а как мы будем из данной передряги выпутываться. Отпускать-то нас миром никто не собирается, похоже.
— Как-нибудь выберемся, — пожал плечами спектрометрист: отдалившаяся перспектива каленых шомполов и игл под ногти, что сулили «коммунякам» рабочие, настроила его на оптимистический лад. — А коллегато наш — дрыхнет без задних ног, — переменил он тему, глянув в дальний угол помещения, где, отвернувшись лицом к стене и накрывшись с головой одеялом, спал Слава Ростовцев.
— Не будите его, — улыбнулся Зубов. — Намаялся парнишка — вот и берет свое сном.
Пропавшего члена экспедиции возвратили остальным вместе с отобранными вещами. Был он бледен, держался натянуто и больше помалкивал, отвечая односложно и частенько невпопад. Старшие товарищи сообща решили, что юноша потрясен пленением, и не стали приставать с расспросами. Благо тем для разговора было с избытком…
И невдомек было геологам, что Слава, уставившись в бревенчатую стену невидящим взглядом, беззвучно плачет от стыда и отвращения к самому себе — трусу и предателю…
* * *
— Право же, господин Зельдович, — молодой офицер, вызвавшийся сопровождать «гостей» в ознакомительной поездке, словно позабыл про недавнюю вражду. — Кавалерист из вас никакой! Вы совершенно зря отказались от экипажа!
Геологам действительно предлагали для поездки по окрестностям коляску, запряженную смирной лошадкой, но Зубов резонно заметил, что прогулки по дорогам его, геолога, мало интересуют, и попросил у радушных хозяев верховых лошадей. Как выяснилось, уверения спектрометриста в его умении ездить верхом были далеки от истины…
— Ничего, ничего!.. — пропыхтел Зельдович, болтающийся в седле, как мешок. — Я приноровлюсь… Лошадки у вас уж больно…
— Самых смирных выбрали, — сверкнул белозубой улыбкой подпоручик. — Смирнее только ослики. Но их у нас нет.
— Не привередничайте, Зельдович, — бросил Валерий Степанович, сам державшийся в седле отменно, но досадовавший на себя за то, что послушал коллегу, не проверив сперва его умения.
Он не хотел распылять без нужды отряд, но тот распался без его участия. Рабочие наотрез отказались селиться рядом с бывшим начальством, которое они только что чуть не сдали с потрохами, и как-то пропали из глаз, благо селение действительно оказалось немаленьким. Слава же, так чудесно обретенный, выглядел больным, был вял и апатичен, поэтому, скрепя сердце, Зубов вынужден был оставить его «отлеживаться» в постели. Разговорить его о происшедшем, кстати, так и не удалось.
Мысли о захандрившем не ко времени спутнике, впрочем, тут же вылетели у геолога из головы, стоило ему увидеть знакомый пейзаж…
— Лев Дмитриевич! — схватил он за рукав спектрометриста, безуспешно пытающегося удержаться на спине каурой лошадки в вертикальном положении, но почему-то все время сползающего набок без малейшего участия действительно смирного животного. — Вы не узнаете эту гору?
— Гору? — Зельдович близоруко всмотрелся в утес, нависающий над ложбиной, открывшейся глазу из-за густого сосняка. — А почему я должен ее узнать?
— Да это же Сторож!
— Какой еще сторож? — Лев Дмитриевич судорожно дернулся вместе с седлом, возвращаясь на место, но тут же принялся сползать в другую сторону.
— Ну скала Сторож! Она над бывшим Леонтьевским рудником стоит! Мы здесь практику проходили в двадцать седьмом… Только где сам рудник?.. Послушайте, э-э-э…
— Подпоручик Полунин, — напомнил «конвоир», снова улыбнувшись.
Офицерский чин никак не выговаривался, поэтому Зубов решил обойтись без него.
— А по имени-отчеству?
— Григорий. Григорий Александрович.
— Послушайте, Григорий Александрович, — геолог извлек из планшета карту. — Вы не могли бы показать, где мы находимся?
— Охотно…
Подпоручик принял из рук спутника мятый лист, с полминуты морщил над ним гладкий юношеский лоб, а потом уверенно ткнул аккуратно подстриженным ногтем в бумагу.
— Вот здесь.
— А где же рудник? Тут же должен быть рудник. Практически выработанный, правда…
— Наверное, там он и есть, на этом месте, — пожал плечами улыбчивый подпоручик. — А здесь — сами видите.
— Нет, этого не может быть… Лев Дмитриевич, вы со мной? — не дожидаясь ответа, Зубов соскочил с седла и принялся спускаться в лощину, цепляясь за ветви деревьев и кусты.
Спутники нашли его на самом дне, роющегося в каменной осыпи и даже пытающегося отколоть подобранным камнем кусочек от «материнской» скалы.
— У вас случайно нет молотка? — поднял он раскрасневшееся лицо. — Ах, да… Вы знаете, что это такое? — он ткнул осколком камня чуть ли не в лицо Полунину.
— Что? — тот брезгливо отстранил грязный обломок. — Камень, наверное?
— Камень? Это же чистейший халькопирит!
— Халько… что? — подпоручик повертел ничем, на его взгляд, не примечательный обломок в руках и пожал плечами.
— Разрешите? — спектрометрист осторожно вынул камень из руки офицера и исследовал его, едва ли не водя носом по неровной поверхности. — Да, это халькопирит. Медная руда. И с высоким содержанием металла, я вам скажу. Даже с включениями самородной меди… разрешите ножичек?
Зельдович выхватил из рук недоумевающего офицера перочинный нож (кинжал, висящий в ножнах на поясе, юноша поостерегся доверять буйному ученому) и поскреб лезвием поверхность камня, заставив ее засверкать золотистыми искорками — зернами самородной меди, густо вкрапленными в породу.