– Осколок?
– Как же, осколок… Пуля.
– Да ну? Что-то маловато для пули.
– Ничего не маловато, – обиделся медик. – Калибр пять и шесть десятых миллиметра. Правда, немного деформированная.
«Пять и шесть… – прикинул в уме Маркелов. – „Браунинг“? Вполне возможно. Для боевого оружия действительно маловато…»
– Эта пуля сидела в позвоночнике Сотникова как минимум семьдесят лет. Вокруг нее наросла целая костная мозоль. Ну, представляете: вроде жемчужины, которую моллюск наращивает вокруг песчинки, попавшей ему в раковину и раздражающей тело.
– И извлечь ее было невозможно?
– Примерно до середины семидесятых годов прошлого века – нет. Уровень хирургии не позволял. А после это уже стало опасно для ее носителя. Возраст перевалил критическую отметку. Да уже и вряд ли удалось бы восстановить функцию нижних конечностей. Атрофия мускулов, вырождение связок и суставов… А что, он действительно был известным писателем?
– В свое время – очень…
* * *
– Ну и подкинул ты мне задачку, Маркелов!
Майор Голобородько сегодня был трезв и бодр, будто скинул лет двадцать. Чего нельзя было сказать о самом Александре, которому все последние дни удавалось поспать часа четыре-пять в сутки – не больше.
– Ты что – в земле ее откопал?
– Нет, в позвоночнике одного из фигурантов, – буркнул майор, сегодня как никогда не расположенный к шуткам и пикировке.
– Да ну? И долго она там пробыла?
– Говорят – лет семьдесят. Но я думаю, что больше.
– Эксгумацию проводил? – деловито поинтересовался эксперт. – Тогда надо было хотя бы пару костей прихватить – я бы в два счета твоего жмура датировал.
– Он еще пару недель назад живехонек был.
– Да ты что!.. Сочувствую, сочувствую…
– Ты пулю определил?
– Пулю? За кого ты меня держишь? Конечно определил! Кстати, тебе не соврали насчет семидесяти лет.
– То есть?
– Это пуля к бельгийскому дамскому браунингу серии… Ну, это ты прочтешь и в отчете – буду я себе память лишний раз нагружать. Там и так барахла всякого навалом. Помнишь, как Шерлок Холмс говорил у Конан-Дойла? «Этюд в багровых тонах», по-моему…
– Слышь, Голобородько! Не тяни, а? У меня дел – во! – Майор стукнул себя по горлу открытой ладонью.
– Ладно, ладно… – недовольно буркнул эксперт. – Патроны с пулей данного типа начали выпускать только в одна тысяча девятьсот двадцать девятом году. Так что пуля могла попасть в хребет этому твоему анониму никак не более семидесяти шести лет назад. Не слишком сильно рознится с твоими данными. К тому же, пока патроны попали в Россию, пока этот твой столетний жмурик решил свести счеты с жизнью… За год тридцать четвертый – тридцать пятый я отвечаю.
– Тридцать пятый… Стоп! А почему именно попытка самоубийства?
– Элементарно, Ватсон! – Положительно, у Плутония Сергеевича сегодня настроение было более чем дурашливым – Александр чувствовал, что без бутыли из сейфа все равно не обошлось. – Для чего еще годятся эти бабские штучки? Пардон, дамские. Ты вообще хоть раз эту «пушку» видел? Хочешь, я тебе фото в справочнике покажу? Длина ствола – пятьдесят пять миллиметров, обойма на четыре патрона… Да его вообще не каждый мужик в руке удержит! Я, например, не смог бы. – Майор продемонстрировал красную толстопалую лапу, сделавшую бы честь любому молотобойцу. – Игрушка! Ты детский пистолетик пластмассовый давно после младенчества в руках держал? Во-во!
«А ведь Сотников-старший атлетическим сложением не отличался, – подумал Александр, изучая свою ладонь, тоже не похожую на длань виолончелиста. – И рука у него была скорее изящная… В молодости, конечно…»
– Для подобных случаев их экзальтированные дамочки и держали, – продолжал витийствовать майор Голобородько, активно помогая себе жестами. – Ну, конечно, таскали всюду в ридикюлях своих, чтобы от насильников и грабителей обороняться, не без этого… А обычно – простейшая история: любимый изменил с какой-нибудь балериной… Или, принимая во внимание специфику тридцатых годов, с председателем райотдела культуры… Много ли надо романтической барышне? Слезливое письмо на десять страниц и – пистолет к груди…
– Не к виску? – уточнил Маркелов.
– Бог с тобой! В висок офицерье белое стрелялось! «Служили два товарища» видел?
– Видел, видел…
– Ну вот. А дамочки – в сердце. Равно как и обыватели всякие бесхарактерные. В висок-то себе пальнуть – самообладание нужно, мужество… Ты учти, когда жизнь надоест.
– Значит, для других дел это оружие не годилось? – не обратил внимания на подначку майор.
– Ни в коем разе. Ты сам посуди: убойная сила – никакая… Ты баллистику помнишь?
– Помню немного.
– Тогда должен знать, что сила эта складывается из…
– Да помню, помню.
– Ну и молодец, раз помнишь. Мои, вон, студенты – оболтус на оболтусе и оболтусом погоняет. В прошлом семестре учили, зачеты сдавали, а в этом – ни черта не помнят…
Голобородько вел пару предметов в профильном ВУЗе и о своих педагогических успехах мог говорить бесконечно…
– Ты про «браунинг» говорил, – напомнил Маркелов, нетерпеливо поглядывая на часы.
– Да? А-а, да! Убойная сила – аховая, дальность – метров десять с подпрыгом. И то, скажу я тебе, ранить, может, и ранит, но убить… Нет, это не оружие. Плюнуть и растереть. Вот «кольт», к примеру…
Вырвавшись из лап неожиданно воспылавшего страстью к общению эксперта (с ним такое случалось, особенно в той стадии, когда трезвым назвать уже трудно, а до пьяного – потеть и потеть), Александр, терпения которого дойти до кабинета не хватало, вынул из кармана телефон и набрал номер морга. На его удачу, трубку снял все тот же очкастый патологоанатом, судя по голосу оторванный неожиданным звонком от любимого дела.
– Я вас внимательно слушаю.
– Извините, Олег Валентинович… – после краткого представления начал майор. – Вы не подскажете мне, из какой именно части позвоночника покойного Сотникова вы извлекли пулю?
– Ну, вы даете! Не из пояснично-крестцовой, разумеется. Грудной отдел, двенадцатый позвонок, если вам это о чем-нибудь говорит.
– А с какой стороны вошла пуля? Ну, в смысле, со стороны спины или…
– Или. Спереди, чуть справа.
«Все сходится, – подумал Маркелов, прощаясь с медиком. – Но неужели, черт побери, Сотников стрелялся? Не может быть. Лауреат, орденоносец, лицо, особо приближенное…»
* * *
– Не может быть! Лауреат, орденоносец, лицо, особо приближенное к вождю… – Иванов, по своему обыкновению, никак не мог идти рядом с собеседником. Все-то ему нужно было забегать вперед, по-собачьи заглядывая в глаза. Уставшего и злого Александра эта его манера раздражала безмерно: неужели нельзя было подождать, пока они доберутся до дому, усядутся за стол… Сам виноват – не нужно было торопиться. – Неужели у него действительно могла появиться веская причина свести счеты с жизнью?