После памятной Катастрофы Стивенсон вообще захандрил…
Нет, тогда на многих известие о том, что их дом и все родственники сгинули в никуда по никому не понятной причине и, скорее всего, навсегда, подействовало как удар обухом по голове. Какие-то дни вообще все балансировало на грани коллапса, а «старикам», таким, как сам Бэрринстон, сержант Аткинс, лейтенант Фичи и многим-многим другим, засунув поглубже кошку, скребущую на душе, приходилось выбиваться из сил, чтобы грань эта не была перейдена.
В мирной жизни, возможно, дело закончилось бы бунтом, повальным дезертирством, а то и чем похуже, но шла война, и это обстоятельство, как ни странно, подействовало благотворно. Хуже стало, когда покатился под откос доллар…
И вот теперь этот самострел…
* * *
Как и все, за что брался, Стивенсон провалил и эту задачу, в решении которой военные, не испытывающие недостатка в средствах исполнения, обычно достигают бо-о-ольших успехов. К облегчению Роджера (к которому примешивалась и некоторая толика досады), он был жив!
Дело в том, что солдат не стал стрелять себе в голову, подобно большинству своих коллег. Возможно, побоялся или просто не догадался, каким образом можно это сделать из автоматической винтовки. Он поступил так, как и десятки тысяч его предшественников с самого момента изобретения огнестрельного оружия — просто разулся, наставил ствол в то место, где, по его мнению, находилось сердце, и нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги. Слава всевышнему, он не решил использовать для этой цели пулемет!
В результате суицидальной попытки у самоубийцы наличествовали следующие повреждения: перелом большого пальца ноги, застрявшего в скобе, пороховой ожог левого плеча, шеи и щеки и дырка (самое скверное — не сквозная) на три пальца ниже ключицы. Паршивец даже был в сознании, хотя и стонал так жалобно, будто ему оторвало обе ноги по… дальше некуда.
Из-под прикрытых век по небритым щекам струились крупные слезы, а сквозь повязку, наложенную еще до появления командира, проступило крохотное красное пятнышко, как от раздавленной вишни.
— Если узнаю, что его кто-нибудь дразнил или доставал, — сообщил Бэрринстон, не глядя на столпившихся за его спиной подчиненных (Аткинс смотался на базу совершенно не вовремя, бросив всех этих недоносков на своего помощника), — расстреляю самолично… Из пятидесятого… Трассерами.
— Как можно, сэр? — пробасил из-за плеча Арчи Миллер, без малого тридцатилетний здоровяк из Денвера, первый кандидат на капральские лычки. — Никто даже не думал… Наверное, это все из-за письма, сэр…
— Какого письма? — резко обернулся Роджер к говорившему. — Он получил письмо?
— Вернее, не письмо, а письма, — невозмутимо пояснил Миллер. — Томми чуть ли не каждый день писал своей подружке… У него в Штатах невеста, что ли, была… Напишет целую пачку, а потом с оказией отправляет. Наверное, типа: «Пишу тебе, моя киска, на спине убитого араба…» Ну, там, «на броне сгоревшего саддамовского танка» или что-то похожее…
— Короче, Миллер.
— Ответы, понятно, перестали поступать аккурат после того самого… Стивенсон ведь из Ричмонда [50] родом, а он того…
— Я в курсе Ричмонда, Миллер. Ну и?..
— А позавчера целая пачка пришла. Все возвраты. Ну, штампик казенный: «Адресат, дескать, недоступен» и всё такое… Мы с Терри ему: «Да ты не того, парень, не кисни: вдруг зазноба твоя во Флориду как раз загорать умотала или на Гавайи…» А он только зыркнет так и за капонир ушел… А сейчас вот, того…
— «Того не того…» — передразнил мямлю Бэрринстон. — А еще в капралы метишь… Как командовать-то будешь? Надо было сразу мне доложить.
— Ну кто ж думал!..
— Ладно. Вертушку с базы вызвали?
— Да, Щарански связался, доложил там, что у нас раненый.
— Надеюсь, хоть не сказали, что самострел?
— Нет, просто раненый.
— Хорошо. Скажем, что был обстрел, и Стивенсона зацепило. Есть возражения?
Солдаты промолчали, только Форстер заметил резонно:
— Да в госпитале же сами увидят. Не слепые небось…
— Да кому это сейчас важно… — махнул рукой капрал.
— Простите меня… сэр… — впервые подал голос самоубийца. — Я вас опять подвел… Я в госпитале доложу, что сам…
— Лежи уж! — напустился на него Роджер. — Тоже мне, выискался правдолюбец! «Доложу…» Сказано: был обстрел — и точка! Хочешь подвести взвод?
— Нет, сэр! — попытался лежа принять стойку «смирно» неудачник.
— Вольно, солдат! Лежи, попытайся уснуть. Обезболивающее ему вкололи?
— Так точно, сэр!
— Еще полшприца.
— Но…
— Под мою ответственность. Парень здоровый — ничего ему не сделается… Пусть лучше поспит, чем думать всякое… И антибиотик вколите. Рана глухая, значит, пуля где-то там, внутри, а на ней — нитки от камуфляжа и прочая дрянь… Ты бы хоть куртку расстегнул, что ли, когда стрелялся! — обратился Бэрринстон к раненому. — Смотришь, и рана почище была бы… На будущее учти!
— Так точно, сэр!.. — Стивенсон уже впадал в забытье и не очень вникал в смысл слов командира.
— Ладно, не напрягайся, я пошутил. Спи лучше…
Вертолет с базы так и не прислали. Вместо него к полудню следующего дня на санитарном «хамвее» прибыл злой, как черт, сержант Аткинс…
* * *
Дмитрий Михайлович Селенский, посол Российской Федерации в КНР, возвращался в свой офис, кипя от негодования.
Подумать только, его, пожилого, много повидавшего на своем веку, опытного дипломата вызвали в Министерство иностранных дел, чтобы зачитать ноту протеста! Когда это случалось в последний раз? Десять лет назад? Пятнадцать? Двадцать?
Мало того, встретил его вовсе не министр Хуньтао, занятый якобы неотложными делами, и даже не его заместитель, хорошо знакомый Дмитрию Михайловичу, а какой-то юнец, с которым они до этого мельком виделись пару раз на дипломатических раутах. А общий тон, в котором было выдержано заявление? Да оно балансировало на грани оскорбления!
— Правительство Китайской Народной Республики выражает резкий протест против наращивания военного присутствия Российской Федерации в приграничных районах, — бесстрастно переводил худощавый смуглый китаец молодого чиновника, говорящего даже не по-английски, как было принято в общении с европейцами, а на родном языке. — Подобная милитаризация выглядит более чем странно в свете недавно подписанных руководителями обеих наших стран соглашений о новом этапе вывода войск из приграничной зоны. КНР не может расценивать действия Российской Федерации иначе как подготовку к масштабному вмешательству в ее внутренние дела, а также поддержку агрессивных планов американского империализма по отношению к Народному Китаю…