— Но ведь есть и другой вариант, — не сдавался Даренгольц. — Если есть на то насущная необходимость… Ну вы понимаете.
— Бросьте, поручик! — махнул рукой князь. — Я готов тысячу рублей против рейтуз нашего дорогого князя, — кивок в сторону Лордкипанидзе, снова светившего филейными частями над бильярдом, — поставить, что корнет даже не поцеловал известную нам девицу ни разу. Разве что ручку. Так что не нужно, господа, ставить телегу впереди лошади, как говорят островитяне… Лучше скажите, что это за непарнокопытное животное из пяти букв?
— Ишак! — тут же отозвался Лордкипанидзе, обиженный намеком на его гордую бедность: ну не держались деньги в руках у простодушного грузина, и все тут!
— Ишак… Ишак… А как вы полагаете, Георгий Автандилович: слово «ишак» пишется с двумя «а» или двумя «ш»?
— Тогда осел.
— Угу-м… Ос-сел… Увы, и тут промах. Оканчивается на «эр».
— Пишите «тапир», [8] не ошибетесь, — буркнул до сих пор обиженный Селянинов и с треском переставил ферзя на другое поле. — Вам мат, поручик…
* * *
Саша и Настя брели по Воскресенской набережной близко, едва не соприкасаясь плечами. Впереди из-за Александровского моста вырастал отсвечивающий тусклым золотом шпиль Петропавловской крепости. По шершавой от дующего с моря осеннего ветра реке споро бежал, отчаянно дымя, буксир, напоминающий кургузого задиристого щенка боксера. Сходство было разительным, особенно на фоне застывшего у противоположного, Арсенального, берега приземистого грузового теплохода, не то разгружавшегося или, наоборот, грузящего что-то военное, не то просто ожидавшего разводки мостов, чтобы выбраться из тесной ему Невы на простор Финского залива.
Корнет думал о том, как здорово было бы сейчас взять Настеньку под руку, мимолетно ощутить под одеждой податливое девичье тело, такое близкое и желанное… Но здесь, на людном месте, он стеснялся, сам не зная почему. Совсем другое дело — Летний сад, а еще лучше — один из тихих парков вроде Юсупова сада или Екатерингофа. Или любимый обоими английский парк возле Александро-Невской лавры…
— Странно, — неожиданно сказала Настя, подходя к гранитному парапету. — Почему они не улетают?
— Кто? — оторвался Александр от своих мыслей, становясь рядом с любимой. Руки их, будто невзначай, соприкоснулись, и холодные девичьи пальчики доверчиво легли на теплую ладонь офицера.
— Вон, видишь? — Настя указала на качающуюся на волне, словно рыбацкие поплавки, стайку уток — не более десятка; как ни приглядывался Саша, в утиной охоте знавший толк, но из-за расстояния, так и не смог определить вид.
«Чернети, наверное, — сдался он. — Морские. Или гоголи…»
— Я читал где-то, — солидно кашлянул он в кулак левой руки, не решаясь потревожить руку девушки, — что из-за того, что Неве искусственно не дают замерзнуть, образовались популяции водоплавающих птиц, которые не имеют необходимости мигрировать на юг. Да и сточные воды, теплые… Горожане, опять же, подкармливают…
— Фу, противный! — несильно стукнула Настя кулачком по его руке. — Сточные воды… Это же… Фу!
— Ну, вообще-то, — злясь на себя, принялся оправдываться корнет, — это не только канализация… Промышленные стоки, например… Электростанции, опять же. Та же Охтинская. Или Михайлоархангельская.
— Все равно гадость! — отрезала девушка. — Но это хорошо, — без всякой логики продолжила она. — А то я боялась, что бедные уточки замерзнут… Я так плакала в детстве над сказкой о Серой Шейке… Давай их покормим! Тут неподалеку булочная есть…
— Ты думаешь, они нас увидят? — скептически оценил расстояние офицер. — Сомневаюсь.
— А мы их подманим. В нашем имении есть пруд — ну ты знаешь, — так там несколько лет подряд жила пара уточек… Не жила, а на лето прилетала. Они даже утяток выводили! — округлила и без того большие глаза девушка. — Ей-богу! Как только я выходила на берег — они сразу спешили ко мне! Представляешь! Они знали, что у меня для них всегда припасено вкусненькое…
— Утки конфеты не едят, — улыбнулся Саша.
— Смеешься? — укоризненно поглядела на него Настя. — Будто я не знаю. Конфеты же сразу тонут.
— Значит, пробовала?
— Ну… Я тогда маленькая была… А кормила хлебными крошками, — с вызовом заявила девушка. — Брала на кухне у Василисы несколько кусочков, оставшихся от завтрака или обеда… А потом они перестали прилетать.
Александр порадовался про себя, что не успел поведать любимой свои охотничьи подвиги — они с отцом облазили с ружьями и спаниелями Жулькой и Карлушей все окрестные болота и озера, редко возвращаясь домой без полных ягдташей [9]
Любящая все живое и радующаяся и жучку, и пташке девушка, думается, резко переменила бы к нему отношение после подобных откровений.
Буксир, так же бодро бегущий обратно (хотя это, может быть, был уже совсем другой кораблик — молодые люди ничего не понимали в цифро-буквенной абракадабре, крупно выведенной на ржавом борту), внезапно издал резкий сиплый гудок, и стая уток, пробежав несколько метров по воде, поднялась на крыло.
— Противный! — это уже адресовалось бестактному суденышку. — Спугнул бедненьких…
Однако кормление пернатых теперь отпадало, поэтому парочка, постояв еще несколько минут у парапета, побрела дальше. То ли по какому-то недоразумению, то ли по иной причине, девичья ручка оставалась в ладони офицера, и он, боясь спугнуть мгновение, таял от нежности к идущему рядом воздушному существу, согревая его ледяные пальчики теплом своего тела.
— Папенька велел тебе прийти к нам в следующую субботу, — не поднимая глаз, произнесла Настя.
— Зачем? — автоматически спросил Саша, мысли которого опять были далеко-далеко.
Отца Насти, Александра Михайловича, Бежецкий видел несколько раз мельком летом и даже обменивался парой-другой фраз — чиновник, человек современной формации, либерал и технократ, благосклонно относился к увлечению дочери, но чтобы побывать в доме, да еще вот так — официально… Нельзя сказать, что юноша был к этому готов.
— А матушка? — спросил он, лишь бы не молчать.
Он вспомнил, что Настину маму не видел никогда, да и если всплывало упоминание о ней в разговоре, девушка всегда меняла тему.
«Может быть, Настины отец и мать не ладят между собой?…»
— Маменька тяжело больна, — едва слышно произнесла Настя. — Она на водах в Карлсбаде. Врачи не рекомендуют ей наш климат…
Повисла тишина, и девичьи пальцы сами собой выскользнули из Сашиной руки…
* * *
— Проходите, проходите, молодой человек! — Александр Михайлович лично встретил гостя в прихожей, проводил в гостиную и усадил в кресло. — Очень приятно познакомиться! Кто вы у нас по чину? Я, извините, человек насквозь гражданский и в этих звездочках ни черта, простите за выражение, не понимаю. Поручик?