Но мысли в одурманенном мозгу оформиться не успевали, потому что взгляд снова натыкался на бледное лицо напротив, а чарующий голос обволакивал, опутывал по рукам и ногам, лишал сил к сопротивлению…
– Такая штука… – бормотал он против своей воли, хотя его никто к этому не принуждал: так бывает в полусне, когда человек несет околесицу, отвечая на чей-нибудь вопрос. Но сейчас никто его ни о чем не спрашивал, да и слова его околесицей назвать было трудно – разве что на первый взгляд. – Получается… Два их, понимаешь… Один – начальник… Генерал… А второй… а второй…
Рассказ повторялся уже, наверное, десятый раз, и ничего нового захмелевший вконец жандарм поведать собутыльникам уже не мог. В конце концов, они это поняли.
– Не пора ли нам прогуляться? – деловито осведомилась девушка, действительно бледная, но, конечно, потустороннее существо ничем не напоминавшая – освещение виновато, не иначе. – Освежиться малость…
Никто не возражал, и двое ее плечистых спутников тут же подхватили безвольное тело вахмистра и увлекли наверх из душного подвальчика, без особенных церемоний волоча его, вяло перебирающего ногами, по ступенькам крутой лестницы.
Но освежиться ему уже было не дано.
Что-то острое и очень-очень холодное вдруг кольнуло в левый бок, почти без боли, совсем как шприц в руках у веселой румяной медсестры, делавшей в детстве прививку. Только холод не прошел, а постепенно распространился по всему телу…
Где-то на грани восприятия умирающий вахмистр Лыжичко еще слышал далекие, что-то деловито бормочущие голоса, бессознательно пытаясь выделить среди них тот самый голос, цепляясь за него, как утопающий за соломинку…
Пытался и тогда, когда его тело рухнуло в ледяную воду, а волны сомкнулись над головой…
* * *
«Нет, что не говори, а клетка у меня обалденная…»
Александр отошел от окна и не торопясь прошелся по отведенным ему апартаментам. Три комнаты, кухня, роскошный санузел, совмещенный, правда, но по стандартам этого мира никто ничего страшного в подобной компоновке не видел. Пресловутых хрущевок и всех связанных с ними прелестей тут так и не узнали.
Нога почти не болела, да и от сложной конструкции на поврежденной руке осталась только легкая пластиковая шина, практически не мешающая движениям. Здешняя медицина творила настоящие чудеса. Как, естественно, и в том мире, который Бежецкий только что покинул. Близнецы-с…
Да, на своей недосягаемой теперь родине (одному Богу да сгинувшему без следа Полковнику известно, где расположены ворота, ведущие туда) майору пришлось бы как минимум пару месяцев еще таскать на себе несколько килограммов гипса, а брюки застегивать с чужой помощью, но тут… Тут все было в норме. Настолько, что даже мысли всякие посторонние в голову полезли.
А что тут такого? В Сети больше ничего интересного не находилось – сходства между мирами было гораздо больше, чем различий, – близнец о его существовании забыл, похоже…
«В самом деле, – Александр почувствовал некоторое раздражение, – посланец я из другого мира или так – на огонек забежал? То мучили расспросами, уточнениями, а тут сразу стал не нужен… Мы так не договаривались!»
Бежецкому с некоторых пор стало тесновато в четырех стенах роскошной тюрьмы. Буквально выражаясь, конечно, – гулять по обширному парку его выпускали по первому требованию и без всякого конвоя. Но вот мир за высоким забором, увитым поверху плющом, который, как небезосновательно полагал опытный в этих делах военный, скрывал датчики сигнализации, оставался табу. И это было не совсем правильно с точки зрения Александра.
«А что если сходить погулять? Я ведь, в конце концов, не злоумышленник какой-нибудь, не военнопленный… Возьму да выйду отсюда. Пусть попробуют удержать!»
Конечно, это было мальчишеством с любой точки зрения, но нужно принять во внимание деятельную натуру бывшего десантника и жгучую обиду на безразличие к его незаурядной фигуре со стороны тех, на встречу с кем он летел, рискуя жизнью.
Открыть окна с броневыми стеклами (это было видно по преломлению света внутри толстенных прозрачных листов) казалось делом проблематичным, не говоря уж о том, чтобы незаметно выдавить одно из них: тут наверняка и у быка силенок не хватило бы. Входная дверь… Дверь тоже в целом соответствовала своей цели. Металла под слоем натурального шпона, конечно, заметно не было, но судя по отдаче в кулаке, которым пленник несколько раз стукнул в филенку, внутри помещался не декоративный двух-трехмиллиметровый лист, как в дверях, которым большинство горожан доверяют сохранность своего жилища, а нечто более солидное. Можно предположить, что выдерживающее прямое попадание чего-нибудь вроде гранаты из подствольника.
Бежецкий присел возле двери на корточки и заглянул в замочную скважину, естественно не надеясь сквозь нее что-нибудь разглядеть – ключ, как он успел заметить, когда его выводили на прогулку, мало чего общего имел с обычным. Он даже о своем отсутствующем напрочь таланте домушника не пожалел – тут вряд ли справился бы даже матерый медвежатник с полным набором отмычек.
«Стоп! – вдруг осенило его. – А почему это дверь на обычный, пусть даже такой хитрый, замок запирают?.. Здесь что – прошлый век еще в разгаре?»
Он еще раз предельно внимательно изучил замок и удостоверился, что тот установлен совсем недавно. Даже крохотные частички металла сохранились внутри глубоких крестовых шлицов на головках шурупов, которыми крепилась сверкающая латунная окантовка замочной скважины. Видимо, отверткой неведомый слесарь орудовал буквально несколько дней назад. А вот дверная ручка такой новизной не блистала – тусклая пленка патины свидетельствовала об этом бесспорно.
«Как же она раньше открывалась?..»
Поиски вскоре увенчались успехом: рядом с дверью, под совершенно некстати тут висевшей картинкой в рамочке, обнаружились следы снятого также совсем недавно некого устройства. Надо думать – не электрического счетчика. И Александр, задумчиво обводя пальцем контуры невыгоревшей «бабочки» на обоях, почти был уверен, что буквально месяц назад видел нечто подобное. И по форме и по расположению – на уровне лица человека среднего роста…
«Ха! – едва удержался он, чтобы не хлопнуть себя по лбу. – Сканер!»
Еще бы не видел: такими оснащались все входы-выходы в каждом правительственном учреждении даже со средней степенью допуска, а уж в епархии Корпуса – подавно. Но почему же здесь это чудо техники двадцать первого века снято?
Бежецкий аккуратно повесил картинку (миниатюрную репродукцию известного саврасовского пейзажа) на место и завалился в кресло, покусывая заусенец возле ногтя, появившийся после исследования замка. Все же здешний слесарь аккуратистом не был, ох не был…
Минут через десять затворник потянулся всем телом, взглянул на стенные часы и снял трубку телефона, ни с одним номером, кроме нескольких двузначных, принадлежащих местной обслуге, понятное дело, не соединявший:
– Алло! Погодка-то за окном какая, а! Погулять бы мне чуток…