— Ставь следующую пленку.
11
Вернувшись в Москву, Наташа не торопилась извещать Бориса о своем приезде. Ей пока не хотелось сообщать ему о своих действиях. Он был противником кардинальных мер и молниеносных решений. Школа ФСБ. Таких людей не переучивают. Наташа делала упор на свою интуицию, которая ее до сих пор не подводила. К тому же она считала, что убийство вербовщиков внесет панику в стан врагов, чем они себя выдадут. Но главное, ей уже удалось спасти Валю Милашкину и ее детей. Борис же смотрит на дело глобально и ищет пути, ведущие к верхушке заговорщиков. Он хочет накрыть всю банду одним одеялом в одночасье, но на такое расследование и поиск неопровержимых доказательств могут уйти недели, если не год.
Господин Ткачук Игорь Остапович, он же Лев Романович Цейтлин, очень обаятельный мужчина тридцати трех лет, с хорошими манерами и мягкой улыбкой, жил один в коммунальной квартире на Мясницкой и преподавал в Историко-архивном институте на кафедре востоковедения. Вариант знакомства с ним не прошел. Наташа зря старалась, подсев к нему за столик в кафе. Он никак не среагировал на очаровательную брюнетку, был занят своими мыслями и едой.
Навязываться Наташа не стала. Не нравится — не надо.
Она поехала к дому Ткачука и осмотрелась. Старый дом требовал ремонта. Ткачук жил на последнем этаже. Дверь открыла старушка лет семидесяти пяти. Наташа представилась членом комиссии по рассмотрению жилищных условий. Ее интересовали потолочные протечки: жильцы других квартир жалуются, и возник вопрос о смене кровли. Она осмотрела все помещения, определила, кому какие окна принадлежат.
— А это чьи комнаты?
— Тут живет профессор. Клавка-то пошла за картошкой, это наша соседка. Он ей платит, а она у него убирает и посуду моет, обед готовит. Как домработница. Сам-то Игорь Осипович ничего делать не умеет или не хочет. Постель и ту за собой не убирает. Барин, одним словом, а Клавка — баба в соку, работящая. Деньги-то на земле не валяются. Да вы зайдите, он дверь не запирает.
Наташа зашла. Две смежные комнаты: спальня и гостиная. Дом напротив не жилой, судя по окнам с жалюзи и рекламой, там находился офис какой-то фирмы. Наташа подошла к окну гостиной и незаметно подняла нижний шпингалет.
— Вам, мамаша, повезло куда больше ваших соседей, — обернулась она к старушке. Протечек никаких в квартире нет. Ну хорошо, не буду больше отрывать вас отдел, пойду. У меня тоже работы хватает.
Решение пришло сразу, и Наташа не хотела от него отказываться, считая, что хорошие подсказки приходят свыше и ими нельзя пренебрегать.
В третьем часу ночи она вновь появилась во дворе дома. В удобном спортивном костюме, только кроссовки надела на три размера больше: на чердаке слишком пыльно и убрать следы не удастся. С кожаной спортивной сумкой на плече девушка выбралась на крышу и надела вязаную шапочку с отворотами, в которых были прорези для глаз и рта. Нежелательные свидетели в таком деле ни к чему.
Определить нужное место для спуска удалось с помощью окон дома напротив. Наташа привязала веревку к мачте телевизионной антенны и сбросила свободный конец вниз. По веревке спустилась к нужному окну, уперлась ногами в карниз, просунула руку в форточку и опустила шпингалет. Старая рама открылась со скрипом. Две-три минуты Наташа стояла замерев. Шприц был наготове. Привыкнув к темноте, она тихо, кошачьими шагами, зашла в спальню и приблизилась к кровати. Мужчина спал лицом к стене, она воткнула иглу точно в то место, куда положено. Спящий дернулся. Наташа накрыла его голову подушкой, на случай, если тот вскрикнет. Несколько секунд — и хозяин дома превратился в беспомощную мумию. Наташа заклеила ему рот скотчем и приступила к обыску. Паспорта были найдены сразу, они лежали в столе. Фотографий и видеоматериалов, а также других свидетельств причастности Ткачука к перевозке живого товара на Восток не нашлось, хотя в загранпаспорте, выписанном на имя Льва Романовича Цейтлина, стояло двадцать штампов аэропорта Аммана. Перед глазами встало лицо Любы из Минска, это ее он привез в Иорданию, использовав паспорт Цейтлина. Бедняжка. Третьих родов она не перенесет. Жива ли она еще?
Наташа скрипнула зубами, достала веревку, встала на стол и привязала ее к крюку люстры.
Вернувшись в спальню, она сорвала скотч со рта напуганного до смерти Ткачука.
— Будешь отвечать на мои вопросы, подлец, и не вздумай крутить, шило в бок воткну.
— Кто вы, что вам надо? Что со мной? Я не могу пошевелиться.
— Я помогу тебе добраться до виселицы, но сначала ты мне назовешь имена всех женщин, которых вместе с детьми этапировал в Иорданию.
— Все же вы меня нашли? Я так и знал! Я не хотел, меня Пекарев уговорил. Я знал, что это плохо кончится.
— Имена?
— Не помню, все как в бреду происходило. Я не умею этого делать. Две женщины отказались со мной ехать, они что-то заподозрили. Я ничего не помню.
— Вспомнишь. Вернувшись, ты продавал их квартиры?
— Да. Деньги я оставлял в разных местах. Мне звонили и говорили, куда их привезти. Как правило, в указанном месте я выкидывал их, завернутыми в черный пакет, из окна загородной электрички. В двадцати-тридцати метрах от переезда или станции. Кто их подбирал, не знаю.
— Кто давал доверенность на продажу квартир?
— Получал по почте примерно через две недели после того, как отвозил женщин в Амман. Доверенности были нотариально заверены. Я думаю, что женщин заставляли их подписывать.
— Через какое агентство вы продавали квартиры?
— «Камертон». Там есть агент Рудольф Кравцов. Я всегда имел дело с ним. Он брал себе пять процентов. Только не арестовывайте меня! Я же никто! Марионетка в руках страшных людей. Они очень опасны. Бродяжникова убили за то, что он отказался на них работать.
— Слышала. Однако убийцу поймали и посадили.
— Ему дали три года за неумышленное убийство в драке. Дело повернули так, что Бродяжников сам оказался виноватым, нож якобы был его, а тот защищался. Но я-то знаю, что Юра никогда не носил ножей. Этот гад через полгода выйдет.
— Может, ты знаешь, где он сидит?
— В исправительно-трудовой колонии строгого режима номер пятнадцать, во Владимирской области. Четвертый отряд. Когда он выйдет, и меня убьет. Юрку при мне прирезали. Я хотел подкупить его сокамерников, чтобы его пришили, но у меня не было столько денег. Местный пахан затребовал двадцать тысяч долларов.
— Как зовут убийцу и пахана?
— Убил Костя Гавриков, а пахана Кирилл Дубинин, прозвище — Керя. Ему сидеть еще лет десять.
— Кто еще с тобой работал на эстафете?
— Сергей Пекарев. Других я не знаю.
— Не помню, не знаю! Фотографии женщин есть? Может, письма сохранились?
— Я не сумасшедший, чтобы хранить компромат на самого себя.
— Как видишь, тебя это не спасло.