— Ю… Ю… Юра… — дрожащим голосом произнесла Алиса, роняя надкусанный пряник. Анна Сергеевна вздрогнула от неожиданности. Она в этот момент откусывала размокший в чае сухарь, и теперь этот кусок внезапно провалился в гортань, прочно застряв внутри.
— Юра, — уже более отчетливо произнесла Алиса. Теперь слезы бежали из глаз, она медленно подняла перед собой руки и смотрела на них, будто видела перед собой какое-то уникальное явление, и личико ее светилось от радости.
Анна Сергеевна закашлялась. Проклятый кусок сухаря, даже несмотря на то что был размякшим, упорно не желал проходить дальше в горло, и она попыталась вызвать рвоту, засунув пальцы в рот.
— Юра… Юра. ЮРА!
По всему телу Анны Сергеевны лезвием бензопилы пробежал удушающий спазм. Она уже не кашляла — хрипела. Лицо стало багровым, воздуха не хватало. Женщина медленно сползла вниз, уронив на себя чашку с чаем. Грудь и шею обожгло кипятком.
— Анна Сергеевна? — откуда-то из тумана послышался полный тревоги голос Алисы. — Анна Сергеевна, что с вами?! Вам плохо?
«Я умираю», — хотела сказать Анна Сергеевна, но свет неожиданно угас, и ее охватила ватная слабость. Последнее, что промелькнуло в мозгу женщины, было: инсулин.
Инсулин. Алисе нужно постоянно делать уколы.
Вадим Викторович задержался немного в дежурной части отделения — ему нужно было сделать важный звонок.
— Служба криминальной милиции? Прокуратура округа, Гриднев. Речкалова пригласите… Серега? Это Вадим. У меня один злодей в третьем ИВС. Да, да. Вместе с дружком бомжей завалил. Ага. Нет, в несознанке, чего бы я тебе звонил. Что говоришь? Ха-ха… Ладно, Серега, нужна помощь. Да, как всегда. Пришли сюда своих орлов, помогите расколоть орешек… разрешение я выпишу… да хоть сейчас. Имей в виду, у меня два дня. Ага… Ну. Какой разговор, с меня причитается. Да, Серж, ты это… аккуратней, лады? Личико, в смысле, не портить. Ты меня понял, ага? До связи. Пока!
Заметно повеселевший, Вадим Викторович вышел из ОВД. Когда-то, начиная карьеру в правоохранительных органах, он и помыслить не мог, чтобы воспользоваться подобными средствами, но это время давно прошло. И хотя он очень надеялся на своего коллегу из уголовного розыска, где-то в глубине души его грыз червь сомнения. Этот Тягушев не простой отморозок, а он всегда привык видеть человека насквозь.
На следующий день около пяти вечера в 3-й ИВС приехала с проверкой помощник прокурора — ухоженная женщина лет сорока пяти со стройной фигурой и современной короткой стрижкой. Поздоровавшись, она достала из кожаной папки с тисненой надписью «Прокуратура РФ» бланк проверки.
— Камеры будете смотреть? — подобострастно спросил дежурный.
— А как же, — улыбнулась женщина, хотя дежурный прекрасно знал, что практически после каждой проверки этой симпатичной и милой на первый взгляд женщины его начальство получало от прокуратуры по шее и, в свою очередь, впоследствии отыгрывалось непосредственно на дежурной службе и на нем в частности.
— Какие? — он вытащил из верхнего ящика стола огромную связку тяжелых поблескивающих никелем ключей.
Она сказала, что все. Дежурный с безразличным видом: «Ну, все так все, мое дело маленькое», направился к камерам, хотя внутри у него что-то неприятно зацарапало.
В первой было трое — два малолетки и один взрослый, что не упустила заметить помощник прокурора. Со второй оказалось все нормально — две спящие женщины недовольно откликнулись, что «жалоб и претензий не имеем, кормят хорошо, и все замечательно».
В третьей было двое.
— Встать! — рявкнул дежурный, звякнув связкой ключей.
Один вскочил сразу — нескладный юноша с болезненным взглядом наркомана, второй поднимался медленно.
Глянув на второго, женщина непроизвольно шагнула назад. И хотя освещение в камере было скудным, она увидела, что арестованный был жестоко избит. Лицо в кровоподтеках, одного глаза вообще не видно, верхняя рубашка забрызгана красным, и она очень сомневалась, что это клубничный джем.
— Что с вами? — только и смогла выговорить она. Молодой человек молчал, и она повернулась к дежурному: — Как вы объясните это?!
— Да вот… С утра психовать начал, в дверь долбился, кричал, что с собой покончит, — охотно пояснил дежурный — он словно ждал этого вопроса и основательно подготовился к ответу. — Мы врачей вызвали, но он вроде успокоился. А потом на охрану бросился, одному погон оторвал. Вот.
Помощник прокурора недовольно наморщила носик. Оторванный погон — неизменный атрибут, используемый сотрудниками милиции в качестве аргумента для применения физической силы в отношении подследственных, причем зачастую совершенно неоправданный.
Женщина посмотрела на юношу.
— Фамилия?
— Тягушев.
— Вас никто не бил?
— Нет, — негромко сказал он. — Сам виноват. Сон плохой приснился.
Дежурный гадко улыбнулся, но помощник прокурора не видела этого.
— Вам нужен врач?
— Нет. Спасибо. Мне намного лучше.
— Жалобы на содержание есть?
Юноша покачал головой.
— Рапорт о происшедшем? — спросила женщина, когда они вышли из камеры.
— Рапорт, хм… — На лице дежурного появилась растерянность. Те два бугая, пришедшие сегодня утром из криминальной милиции, категорически запретили составлять какие-то бумаги, ссылась на распоряжение начальника СИЗО.
— Значит, нет.
— Сейчас…
— Ничего не надо сейчас, — холодно оборвала его помощник прокурора. Она убрала акт проверки в папку и, не попрощавшись, ушла.
Дежурный с тоской почесал затылок. Очевидно, нагоняй все же будет. Ну, да ладно — он все спихнет на этого следака, как его там, Вадима Викторовича. И ни за какие коврижки он не расскажет, что было сегодня утром.
Когда Вадим Викторович выпускал Юру из-под стражи, у него было лицо человека, которого неожиданно пробрал понос, а туалета поблизости не оказалось.
Еще бы. Он дважды приходил допрашивать этого упрямца, но тот словно язык проглотил. Даже несмотря на то что к нему наведывались опера из розыска, один из которых в прошлом боксер, этот проклятый Тягушев продолжал играть в Зою Космодемьянскую, каким-то образом исхитрившись сломать нос одному оперативнику. Срок, в течение которого он имел право держать подозреваемого под стражей, истекал, а прямых доказательств его причастности к смерти бездомных в заброшенном доме в Ясенево у него так и не было. Исцарапанные руки и странные SMS-сообщения — слишким слабые улики для того, чтобы продлевать содержание под стражей. Ну ничего, время покажет.
— Имейте в виду, Тягушев, — цедил он слова, заполняя постановление о применении меры пресечения в виде подписки о невыезде. — Я не снимаю с вас подозрения… — он глянул поверх очков на разбитое лицо юноши. Тот не отвел взгляда и улыбнулся опухшими губами. На мгновение следователь испытал странное чувство — а человек ли сидит перед ним?