С того мгновения, когда дверь открылась, и до того, как королевский палач заговорил, в клепсидре, что стояла в одной из ниш в глубине пыточной, просочилось всего семь капель...
Копт облизывал внезапно пересохшие губы. Сначала – то, что поручил Учитель:
– Он передал, что будет ждать вас, Хозяин, в полночь, на Голгофе...
Де Сабри взревел:
– Он передал, что будет ЖДАТЬ меня? МЕНЯ?! Он бросает мне вызов?..
Стены пыточной давили на воспаленный мозг безумия Иерусалима. Давили невыносимо. Ужас обретал лики призраков прошлого, один из них даже, кажется, мелькнул в глубине тьмы, что царила в помещении, мелькнул и исчез, усилив страх... Ужас переплавлялся в ярость.
«Сейчас!.. – подумал Железный Копт, ученик Джаллада-Джаани, вспомнив о другом ученике своего Учителя и того, кого считал себе отцом. – Сейчас я скажу больше – и он убьет меня!»
– Я убью тебя! – Рев Сабельника раздавался уже из-за приоткрытой двери, которая продолжала качаться на хорошо смазанных петлях после стремительного выхода Магистра и его сопровождающих. Ярость искала выход и обращала гнев против того, кто, наконец-то, осмелился бросить ему открытый вызов. Ярость вела Де Сабри прочь от Башни Палача, заставляла бежать, чтобы приготовиться и принять бой. Всё остальное было не важно.
«Уже – неважно! – со странным облегчением подумал Египтянин. Сильные руки безвольными плетьми повисли вдоль грузного тела. – Я пытался. И я не успел. Я – пытался!.. Я – хотел... просто не успел... Я буду жить!»
«Он будет жить», – думал Сейд, опуская руку с арбалетом. Наваждение прошло только тогда, когда женщина вышла. Он не был уверен, что выстрел удался бы, попал бы в цель... Но знал, что всё равно выстрелит, если только Египтянин скажет хоть одно лишнее слово... Не сказал. Возможно, именно поэтому Муаллим и приказал ему оставаться всю ночь с Железным Коптом, пока он сам не придет за ним или не пришлет весть. Значит, Учитель был прав, как всегда. Верность нуждается в страхе, чтобы быть. Человек нуждается в страхе, чтобы жить...
* * *
– Человек не нуждается в страхе, чтобы жить. Он нуждается в любви, мой мудрый друг! – говорил один всадник другому. Оба путника въезжали в город через Северные Врата. Время было вечернее, солнце уже садилось, но они успели до закрытия ворот.
Уставшие за день от жары стражники даже не стали обращать на них особого внимания. Разве что – на лошадей, на которых запыленные, явно не самые богатые, а потому не интересные для стражников путники въехали в город... Один сидел на вороном, другой – на сером жеребце. Кони были не простые – одни из лучших жеребцов из тех, что имелись у Льва Пустыни, лично им пожалованные удивительному франку, бывшему почетным пленником у самого Салах-ад-Дина, того, кого весь христианский мир мнил своим злейшим врагом и кого за несколько дней назвал своим другом посланник Западного Крыла Ордена Тамплиеров. Франк восседал на вороном жеребце, серого же оседлал тот, кого многие знали под прозвищем Акын-Сказочник. Приближенный советник, шпион и тот, кому Лев Пустыни поручал особо щепетильные задания, он сам вызвался сопровождать тамплиера, пообещавшего Льву Пустыни вернуть мир в эти истерзанные войной земли.
Праведник Веры – поверил. Он поверил искренности и разумным доводам, которые этот странный человек привел, убеждая Льва Пустыни в мирных планах Ордена Тамплиеров. Он убедил великого правителя и полководца в том, что только Орден может остановить беду, не дать случиться новому крестовому походу, положить конец бредовым мечтаниям прокаженного короля о войне с Египтом. Не последнее значение Праведник придавал и тому, что франк был близко знаком с исламом. История о том, как он был пленником гранадского эмира и стал тому чуть ли не названым сыном, произвела впечатление на Айюбида, ценившего благородство превыше всего. Правда, франк не рассказал о том, что принял ислам, а затем заново крестился – подобных людей в исламском мире почитали низкими, трусами, недостойными уважения. Здесь же, на Святой Земле, этой щепетильной правды никто и не мог знать...
Салах-ад-Дин был мудр. Он представлял себе силу и влияние Ордена Тамплиеров и понимал, что ему нужен союзник, если он хочет мира. Кроме того, ему очень хотелось ВЕРИТЬ! Праведник Веры хотел верить в то, что христиане и мусульмане могут жить в мире и что джихад не может, не должен продолжаться вечно. А еще он понимал, что, отпуская посланника Западного Крыла Ордена, он выигрывает значительно больше, чем теряет. К тому же у него оставались заложники – прочие пленные рыцари-тамплиеры были у него в руках в качестве залога верности франка своим словам. А в словах его было следующее: франк вернется в Иерусалим, обвинит Сабельника в предательстве, сместит его и возглавит Восточное Крыло Ордена. После чего принудит короля Иерусалима отказаться от планов войны с Египтом и убедит заключить мир с Салах-ад-Дином. После этого Лев Пустыни отпустит своих пленников-христиан в качестве жеста своей доброй воли и использует свое влияние, чтобы воинственные кланы мусульман-бедави перестали терзать христианские караваны торговцев и паломников. Возродится торговля. Вернется мир!..
Такие мечты лелеял каждый житель Святой Земли. Эти планы должны были сделать Орден самой богатой и могущественной силой на Востоке, а значит – и на Западе. Этот путь вел Тампль к вершине власти – власти более действенной и могучей, чем власть Рима, прогнившая, и вызывающая только страх и ненависть. Власти, основанной на стремлении людей жить в мире, жить в богатстве и не бояться за свое будущее. И лишь прощаясь с франком-тамплиером, Лев Пустыни обронил такие слова: «И да не отравит наши мечты яд скорпиона в сердце властолюбцев!» Тамплиер всё понял и молча склонил голову, соглашаясь с мудростью Праведника Веры. И только Акын-Сказочник, настолько поднаторевший во всем, касавшемся сказок и мечтаний, что с трудом верил в них сам, криво ухмыльнулся и, что-то напевая на никому не понятном языке кипчаков, двинул своего серого жеребца в пустыню. В путь на Иерусалим. В дорогу Сказочник верил больше, чем в цели, ради которых люди выходят в путь.
Дорога была легкой, как поступь арабских иноходцев по каменистой пустыне Святой Земли. До Иерусалима добрались быстро, всю дорогу беседуя. Так, за мудрой беседой, и вошли в город. Здесь, как объявил Акын, их пути должны были разойтись.
– Я, сидя на своем базаре, узнаю новости быстрее, чем иные в своих дворцах. Я узнаю, как полно ты смог сдержать свое обещание Праведнику Веры и смогу передать ему всё верно и подробно. Ты же приступай к исполнению обещанного! – сказал Сказочник и повернул коня в узкий переулок, оставив франка на вороном жеребце одного, на уже темнеющей главной улице, ведущей от Северных Врат прямиком к дворцу короля. Но не во дворец направился посланец Западного Крыла Ордена. Он понимал, что прокаженный король примет сторону Де Сабри и даже может попросту объявить его самозванцем и приказать бросить в темницу, откуда его уже навряд ли кто-нибудь вытащит. И потому он направил своего коня в сторону большого двухэтажного дома. Дом когда-то принадлежал богатому иерусалимскому иудею и был отобран Де Сабри в качестве постоянного места расположения Ордена сразу после того, как Иерусалим был им завоеван. Да, Иерусалим для крестоносцев был завоеван тамплиерами, причем благодаря именно талантам Сабельника. Великолепный тактик и солдат, он был нужен Ордену в те времена. Но сейчас амбиции бывшего наемника стали угрожать планам Ордена. Посланник Западного Крыла знал, что здесь, в Ордене, есть еще немало врагов честолюбивого Магистра. Не все из них ушли с ним в пустыню в тот злополучный поход, обернувшийся предательством, и посланник рассчитывал на поддержку тех, кто остался.