Он бы с большим удовольствием вообще улетел из Москвы, где водятся подобные чудовища, но имел строгое предписание от верховного руководства не покидать Россию, пока не завершит здесь свою миссию. А руководство, отдав приказ, никогда не прощало его невыполнения. Нерадивые исполнители лишались всех привилегий, а они у членов организации были огромны, и потеря их была смерти подобна. И хотя Карл имел довольно высокий, восемнадцатый уровень посвящения, он мог оказаться на самом дне вместе с каким-нибудь только что посвященным новичком, если бы нарушил строгие правила. Только это и удержало его от панического бегства из Москвы.
Приехав в гостиницу, Карл долго разговаривал с Цюрихом по защищенной линии связи. Если бы кто-то подслушал его разговор, даже будь этот человек знатоком немецкого языка, он бы мало что понял, потому что беседа шла на жаргоне средневековых германских воров и говорящих на нем людей в конце двадцатого века почти не осталось. Выслушав собеседника, Вайсман произнес чудовищно длинное слово, означающее готовность к беспрекословному подчинению, положил трубку и без сил упал на диван.
А Захар, которому за время короткой встречи удалось немало прочесть в голове банкира, был сильно обеспокоен. Если еще вчера он был уверен, что может справиться с Сидориным, то теперь понял, что опоздал. Олигарх набрал столько стихийной мощи, что даже в паре с Фотиевым победа была сомнительна. И только Жуковский мог раздавить мутанта, словно клопа, настолько его сила была выше и чище темной и мутной силы Сидорина.
Двадцать девятого декабря Муса Хасиев по приказу Джафара отправился в Подмосковье, на базу поклонников шайтана, чтобы проконтролировать готовность груза. Операция была назначена на завтра, поэтому поехал не на КамАЗе, а на видавшем виды «фольксвагене», записанном на какую-то московскую старушку, которая, скорее всего, и не подозревала о наличии в ее хозяйстве автомобиля. Документы были в порядке, правил Муса не нарушал, паспорт выписан на жителя Тулы Михаила Ивановича Денисова, поэтому он легко преодолел все милицейские посты. А после взрывов жилых домов московские менты особенно свирепствовали на дорогах, безжалостно вытряхивая из машин и укладывая лицом в асфальт каждого, в ком им чудилось кавказское происхождение.
Ну что же, и это им зачтется очень скоро! — философски подумал Муса, проехав очередной милицейский пикет, около которого стая омоновцев с собакой заставила старого толстого азербайджанца выгружать из фуры на землю ящики с апельсинами. На Хасиева они не обратили внимания, вскользь просмотрев его документы.
Следуя карте и устным указаниям Джафара, он легко нашел бывший пионерский лагерь и, въехав на территорию, удивленно хмыкнул. Опытным взглядом Хасиев сразу определил, что детская здравница при новых хозяевах превратилась в хорошо оборудованную тренировочную базу для подготовки боевиков. Неплохой спортивный городок, полоса препятствий — все почти так же, как в тренировочном лагере в Иордании, где Хасиев проходил специальную подготовку в девяносто пятом. Не хватало только стрельбища, но в населенном районе его и не могло быть, потому что стрельба обязательно привлекла бы внимание органов правопорядка.
На самом деле в лагере был прекрасно оборудованный тир с большим выбором стрелкового автоматического оружия, но его спрятали от посторонних глаз в старом бетонном бомбоубежище, предназначенном, по замыслу проектировщиков, для защиты пионеров от ядерного нападения.
Молчаливый парень с лошадиным лицом, в котором Муса безошибочно определил опытного бойца, провел его на склад, забитый коробками и мешками с продовольствием. Аммонит, упакованный в аккуратно зашитые мешки из-под сахара, был уложен штабелем вдоль стены, внешне неотличимый от настоящего сахара. Хасиев пересчитал мешки — оказалось сто штук, ровно пять тонн. Как, впрочем, и должно было быть. Завтра мешки загрузят в машину, заложат их настоящим сахаром, и останется опасаться только специально натасканных на запах взрывчатки собак. Но все бумаги, в том числе накладные на груз из Тульской области и сертификаты качества, были подлинными, и Муса вполне обоснованно надеялся, что обойдется без строгого досмотра.
Продемонстрировав Хасиеву взрывчатку, парень повел его в центр лагеря, где на двери небольшого дощатого дома сохранилась стеклянная табличка с надписью «Администрация». Из тесного коридорчика вели две двери, и парень постучался в ту, на которой было написано «Директор». Услышав лаконичное «да», они вошли в кабинет три на четыре метра, и Муса увидел сидящего за поцарапанным письменным столом крупного мужчину с длинными черными волосами, одетого во все черное. Мужчина увлеченно гонял по монитору шарики компьютерной игры и даже не поднял на посетителей взгляда.
— Что еще? — недовольно спросил он, обращаясь к парню с лошадиной физиономией.
— Тут такое дело, шеф… человек от Константиныча… — пробормотал парень, сгибаясь в поклоне. Хасиева удивило подобное раболепие. Такое даже среди русских видеть приходилось нечасто. И еще его насторожило, что он, Муса, якобы прибыл от какого-то «Константиныча». Какой, к шайтану, Константиныч, когда послал сюда его Джафар! Но, чуть поразмыслив, Муса догадался, что Джафар и не мог назваться тут своим настоящим именем. Он расслабился и стал рассматривать сидевшего за столом шефа сатанистов. Его лицо показалось ему смутно знакомым. Но мало ли с кем приходилось мимолетно встречаться? Ведь жизнь прожил не короткую…
Человек в черном поднялся со стула и подошел к Мусе, но руки протягивать не стал.
— Все посмотрел? — спросил он и, услышав утвердительный ответ, добавил: — Завтра поеду вместе с тобой.
Увидев вопросительный взгляд Мусы, он сказал:
— Это приказ моего господина. Он хочет, чтобы я все проконтролировал.
— Кого контролировать? Мэня? — От ярости у Хасиева даже прорезался акцент. Его, воина Аллаха, будет проверять какой-то гяур со съехавшей крышей? Этого не будет никогда!
Сатанист тоже стал закипать. В его карих, слегка навыкате глазах мелькнул сумасшедший огонек, и Муса прикусил язык. Но не потому, что испугался придурка. Нет, Хасиев никогда никого не боялся, а этого поклонника шайтана он смог бы уделать голыми руками. Просто он узнал в нем того, кого страстно ненавидел пятнадцать лет и мечтал о встрече с ним. Того, которого не добил в афганских горах. По этой сумасшедшинке в глазах Муса безошибочно определил в черноволосом бывшего сержанта Водянова.
— Ладно, ладно, — приглушенно сказал Хасиев, думая только об одном — как бы Водянов не узнал его. — Погорячился, извини. Надо — значит поедем.
— Взрыватель нужен? Могу обеспечить, и пультом тоже, — Водянов принял извинения, решив, что он своим грозным видом нагнал страху на этого чечена, считающего себя крутым террористом.
— Нет, я свои привезу, — ответил Муса, стараясь изменить голос. Еще чего не хватало! Пользоваться чужим взрывателем? Нет уж, все должно быть надежно. — Ладно, до завтра!
А завтра, подумал он, ты, тварь, полетаешь вверх тормашками, прямо до своего шайтана долетишь! Главное, чтобы ничего не сорвалось…