– Слава! Баранов, твою мать! – заорал я, не обращая внимания на подпрыгнувших фрицев.
Баранов наконец-то включился и сам заорал:
– Ты понял, что это такое?! Ты вообще видишь, во что он нас!..
– Слава, это что? Ящик?
– Да какой, на фиг, ящик, откуда? Он куда мог ролик залил и крутит шарманку по кругу. Совсеть – вся, сайты – все, дальноволновки и эфэмы – до которых дотянулся.
– А сам где? В Союзе хоть?
– А я знаю? Я сам из Тюмени только еду!
– Я понял. Ладно, Слава, короче...
– Чего ладно-то? Что делать-то? Чего мне делать, скажи?
– Баранов, ты где родился? В СССР? Вот флаг тебе...
– Да пошел ты, – обиделся Баранов и выскочил из трубки.
Я положил телефон на колено задравшей голову Эльке и аккуратно сказал:
– Tuıan ildän tuyğan yuq. [1]
– Что такое? – спросила Элька.
– Да ничего. Домой ехать надо.
– Мы с тобой, – быстро сказала она.
– Эль, держи себя в руках. Еще два дня.
Элька замотала головой.
– Эль, щас обратный рейс искать, в чартер вписываться – гемор тот еще. Одному легче будет, чем троим. Потом, денег сколько потеряем. Давай хоть ты...
– Хорош глупости говорить, – сказала Эльмира.
– Дура ты упрямая, – буркнул я и посмотрел на море. Потом посмотрел на пляж. Потом посмотрел на гостиницу. И понял, что, может, проблем с организацией обратного рейса будет меньше, чем представлялось.
Граждане отдыхающие поделились на три части. Большая, представленная немцами, итальянцами и хохлами, безмятежно вялила окорока и животы. Средняя, в основном соотечественники не нашего извода, стары-млады-московиты, со светлым недоумением наблюдала за вихорьками суеты. Потому что меньшая, идентифицируемая как россияне зауральского типа, либо говорила по мобилам, либо спешно собирала вещи. Антон так и вовсе почти исчез в пышном кустарнике, окружавшем отель. Пакет безвольно болтал верхом на кромке бетонной дорожки – очевидно, на радость первому же любопытному хохлу.
– Тогда собираемся, – сказал я Эле и принялся закидывать на плечи полотенца. – Раз пошла такая пьянка, можем и не вписаться...
Элька подхватила Азамата, тут же усадила его обратно – парень только хихикнул, – молча распихала крема, очки и книги по пакетам, потянулась за сыном, я отобрал, и мы устремились. На полпути к отелю Эльмира не выдержала:
– Что случилось-то, скажи.
– Iñ zur sağiş – watan suğışı, [2] – рассеянно объяснил я, соображая, куда лететь и как добираться до Союза.
Эльмира аж остановилась:
– С кем?
– С антисоветчиками, – хихикнул я.
– Я серьезно.
– Датка, ну с кем Союз может воевать?
– Да со всеми, конечно. Кольцо врагов, все дела. Классика.
– И что делать?
– Жить стоя. Или умереть на коленях.
– Не наоборот?
– Дома проверим. Блин, ведь первый отпуск...
Дожить бы до следующего, подумал я и даже не одернул себя. Глупо было строить столь затяжные планы. Надо было думать, как добираться до Родины.
И как ее, эту дуру неправдоподобную, спасать.
Для нас, союзники младые,
Надежды лампа зажжена.
Александр Пушкин
Есть такой древний анекдот: мужик жалуется приятелю, что досадную оговорку утром допустил – хотел сказать жене: «Милая, налей еще кофе, пожалуйста», а сказал: «Всю жизнь ты мне, жаба, испортила».
Когда я его Эльке рассказал, она страшно обрадовалась и с тех пор раз примерно в месяц – то когда ссориться собираемся, то вовсе без повода – осведомляется, не налить ли мне кофе (которого я не пью, потому что гадость это жженая и вонючая). Ну то Элька, кто от нее чего еще ждал.
Рычев, наоборот, среагировал как правильная жена. Когда народ отсмеялся (дело было на каком-то корпоративном отмечалове, все были изнеможены, веселы и умирали над любым вытянутым пальцем), Рычев предложил выпить за правильные ответы, а потом, через полчаса уже, плюхнулся на соседний стул и спросил:
– А что, Алик, часто жалеешь, что со мной связался?
– Ах, Мак Саныч, оставьте этих страшных вопросов, – предложил я, благожелательно наблюдая за коллективным угаром и развратом.
– А если серьезно? Ты не беспокойся, я пойму.
Я вздохнул, повернулся к нему, несколько секунд соображал, потом сказал:
– Максим Александрович, во-первых, нет. Во-вторых, вы почему меня так усердно сватали? Если правду говорили, то как раз за то, что я как бы что-то соображаю и могу оценить, что хорошо, а что нет. И раз вы меня не выгнали, значит, эта способность пока не отсохла. А в-третьих, себе вы, наверно, не меньше верите, и тут тоже вряд ли что изменилось. Помните, когда первый... ну, второй у нас разговор был, вы сказали, что я не пожалею? Вы же не обманули? Ну и вот.
Рычев подумал, коротко кивнул и сказал:
– Спасибо, Алик.
– Да ладно. Правду говорить...
Я познакомился с Рычевым на пятом курсе, когда все уже для себя решил. Диплом был вчерне написан в октябре, Курчанский, мой научный руководитель, убедил всю кафедру, что это готовая кандидатская, а я краса, надежда и светлое будущее кафедры, если не факультета. Умнец, красавец и просто спортсмен.
Спорт меня и сгубил. Ну, как сгубил – негаданно, от двух бортов, сбил с пути, которым я шел и который, кстати, не слишком совпадал с траекторией, прочерченной Курчанским, уже натаскивавшим меня на сдачу кандидатского минимума. Сбил на другой. Основной. Или как его трактовать (и можно ли вообще трактовать тракты)? На текущий, в общем.
Мой сэнсэй решил податься в депутаты. Не знаю, преподавательская ли лямка ключицу натерла, наехал ли невесть кто невесть как (время было такое, модно было наезжать на людей с третьим даном, волосатой рукой или иной особенностью, призванной вообще-то отпугивать недоброжелателей), позавидовал ли кому попросту. В общем, как-то вечерком в нашей общаге появилось объявление: «В 21.00 в актовом зале обладатель третьего дана кекусинкай-каратэ К. Н. Сучков проводит лекцию «Современные боевые искусства» с демонстрацией уникальных видеоматериалов. По завершении – дискотека. Вход свободный».