Я опять легонько пнул ее и сказал:
– Вот, знакомьтесь, пожалуйста. Это Эльмира, моя жена. Это Максим Александрович, мой начальник.
Чтобы описать дальнейшее, нужен талант светского хроникера. Я таким не обладал, поэтому мог только мило улыбаться, смущаться и бормотать: «Ах, оставьте». От Эльки-то я ничего другого и не ожидал, но Рычев меня куртуазностью и запасом комплиментов порядком озадачил. Я начал всерьез задумываться над тем, где и каким именно образом комплектовался этот запас, когда Элька вскричала что-то про напитки, окинула орлиным взором клокочущую перспективу и стремительной иглой канула в толще роб, платьев и футболок.
– Красавица и умница, – с одобрением сказал Рычев, мужественно не проводив ее взглядом.
Я искренне поблагодарил и хотел перевести разговор на то, как ловко мы вас, Мак Саныч, утром-то. Рычев успел первым:
– Алик, а что у нас с железнодорожниками?
– А что у нас с железнодорожниками? Нормально вроде все.
– В смысле нормально?
– В прямом. Готовы к сотрудничеству морально и материально.
– Алик, ты издеваешься, что ли? С РЖД подписание через две недели, а у вас, говорят, еще конь не валялся.
– Кто говорит?
– Елизаров.
– Елизарову, Мак Саныч, аппарат на голову поставить надо.
– Какой аппарат? Тьфу ты, господи. Алик, давай серьезнее.
– Давайте. Признаю, не валялся.
– Почему?
– Потому что нет здесь коней. Мак Саныч. Оленей полно, а коней нет. Оленя можем привезти, хоть стадо. И повалять можем. Хоть с Елизаровым, хоть со всей ЗСЖД. Надо?
– Алик. Нормально скажи, что сделано.
– Мак Саныч, ну вот все сделано.
– У меня, по-моему, уже полголовы за сегодня поседело.
– А у меня обе подмышки. Прошу прощения. В общем, так. Мак Саныч, вам короткий вариант или длинный?
– Давай начнем с короткого.
– Тогда так: вот есть декларация о намерениях, да? Есть меморандум с позициями, на которые должны выйти стороны к подписанию, да? Короче, у нас сейчас по всем пунктам идет перевыполнение на десять процентов, а к моменту подписания будет пятнадцать–двадцать.
– И площадки готовы?
– Все три, и насыпано всё, и леса четыре баржи завезли, и бетон с металлоконструкциями, рельс на подходе, и техника почти вся переброшена. Мы ж понимаем – высокоскоростная магистраль, особый контроль, особая роль. Да нам самим она больше всех нужна, вы ж понимаете.
– Так чего же он тогда...
– А есть у меня подозрение, что он сам ни фига не успевает, вот и валит с больной на нашу. А я, Мак Саныч, прямо говорю: у меня лишней техники нет. Железку тащить – это святое, всем пожертвуем. Но если Елизаров слажает, машины будут стоять, – а это под пятнадцать процентов техпарка. Мы и дорогу в срок не получим, и реально замедлимся из-за этого чудилы.
– Ну, я тоже им совсем спать-то не дам. Так что ты, Алик, сильно не переживай.
– Да я совсем не переживаю, просто ваше недоверие меня пугает чего-то.
– А ты меньше веселых шуток устраивай, тогда и доверие тебе будет.
– Это вы, Мак Саныч, шуток еще не видели.
– Надеюсь, что и не увижу. А чего это ты такой чуткий стал? Я вроде манер особо не менял.
– Да это мы, похоже, изменились. И я даже. Отвык, что ли, от московских заморочек. Мы тут все на доверии полном, фильм «Город на заре», только без вредителей.
– А я говорил, между прочим.
– Ну, правы были, чё.
Рычев засмеялся и ответил моему удивлению:
– Совсем ты, Алик, сибиряком стал.
Я приосанился с намерением рассказать, что сибирские татары являются видной составляющей татарского суперэтноса. Но тут прискакала Элька с бокалами, и я умолк. Во-первых, чтобы супруга не замордовала за очередную лингвистически-историческую чушь, – а она бы замордовала, как пить дать и есть взять. Во-вторых, скромная мусульманская девушка принесла два бокала, с шампанским и газировкой, а сама, стало быть, собиралась застенчиво наблюдать за разгулом самцов-шовинистов. Я жест оценил, но смириться с такой несправедливостью не сумел, потому сунул газировку затейнице и утек за порцией для себя. Ничего, пусть говорят.
Водки с шампанским было хоть залейся, гурманы, узнаваемые по вязаным свитерам, бегали с вином, а газировку найти было почти нереально. Сказывалась катастрофическая нехватка правоверных. Понятно, почему Элька шлындала так долго. На втором круге я все-таки обнаружил столик с водой и лимонадами, ухватил, сколько сумел, тронулся в обратный путь – и наткнулся на Кузнецова. То ли представление уже закончилось, то ли не вынесла душа поэта и сбегла вместе с плотным телом. Да не с одним – рядом терся Игорек Бравин, дохлый интеллектуал из горного управления, если не ошибаюсь, старожил из шахтеров. Он что-то втолковывал Кузнецову, вроде бы недобро и напористо, и глядел в лицо, а тот лицо отворачивал. Походило это не то на кульминацию бессмертного романа Этель Лилиан Войнич, не то на завершение смертного перверсивного романа. Вот странность-то. Это надо было прекращать. В любом случае праздник у нас.
– О! – вскричал я, подцепил Кузнецова за рукав и потащил знакомить с Рычевым. Хоть узнает, что такое настоящий сибирский говор.
Сергей сперва задергался, потом вдруг наладил шаг и сказал: «Очень хорошо». Будто кто сомневался.
До шипучей парочки оставалось метра три (и человек двести), когда я обнаружил, что Игорек не отстает. Я уж хотел обернуться к нему и поучить не то что хорошим манерам, а хотя бы чинопочитанию и трудовой дисциплине. Но тут Бравин подал голос – несомненно уральский. Громко так:
– Серый, скажи ему.
Серый дернул плечом, вылетев из моего подцепа, и ускорил шаг.
– Серый, скажи, – не сбавляя тона, потребовал Игорь. – А то я скажу.
Я остановился и внимательно посмотрел сперва на Игоря, потом на Сергея. Игорь принял мой взгляд как юнкер пощечину красногвардейца, сжал челюсти и принялся острыми зрачками сверлить мои неясные от усталости и забот очи. Сергей сделал еще пару шагов к центру зала, остановился, потоптался на месте и вернулся к нам, внимательно изучая носки своих кроссовок. Носки были потертыми, более ничем интересным не выделялись. Значит, не о них мне предстояло узнать.
– Сережа, – сказал я мягко.
– Да может, фигня все это, – буркнул Кузнецов.
– Что? – Я решил быть мягким и неторопливым, но тут влез юнкер Бравин:
– Да какая фигня! Он крысятничает тупо, в открытую, блин, пятнадцать штук отпилил, а ты все сомневаешься! Потом, блин, на тебя повесит, а ты снова сомневаться будешь!
– Сергей, – сказал я.
В общем, испортили мне праздник.