— Возможно ли, что астрариумом воспользовались для убийства Нектанеба?
— Вот теперь вы начинаете понимать. — Амелия увидела подходившего Генриса и собралась уходить. Я схватил ее за рукав.
— Значит, мне нечего бояться? — Подозрение стало рассеиваться, я почувствовал облегчение и почти не заметил, что сказал больше, чем хотел. Амелия вырвалась.
— До тех пор пока астрариум спит. Надеюсь, вы его не активировали?
Я не успел ответить. К нам присоединился Генрис. Амелия извинилась и скрылась в толпе.
Аудитория Археологического общества выглядела так, будто ее строил для Лондона девятнадцатого века архитектор Викторианской эпохи. Это был душный зал в псевдоготическом стиле, отделанный темным деревом. Над нашими головами в пространстве между изогнутыми балками лениво крутились два потолочных вентилятора, помещение освещалось рядом кованых светильников. В конце была устроена сцена. Ее закрывал старый пыльный красный занавес, и я подумал, что, наверное, в этом зале когда-то давали любительские спектакли. Над занавесом висел рисованный портрет последнего короля Италии Виктора Эммануила III и ниже надпись на латыни: «Знать — значит быть предупрежденным». Я невольно прочитал ее как грозное предупреждение. По иронии судьбы в 1946 году Виктор Эммануил в наказание за союз с Муссолини был выслан из освобожденной Италии в Египет. Умер он в Александрии. Трудно было не почувствовать себя беззащитным, сидя в одиночестве в почти пустом зале. Я напомнил себе, что пришел добывать информацию, необходимость которой перевешивала риск опасных встреч. Но продолжал нервно оглядываться.
Было почти десять утра, а людей собралось совсем немного — несколько французских и итальянских археологов, которых я почти не знал, дружески помахавший мне рукой из другого конца аудитории поляк из Ком-эль-Дикки и севший сзади одетый довольно официально в подпоясанный широким шарфом кафтан Гермес. Мы кивнули друг другу. Гермес знаком предложил занять место рядом с ним. Я отрицательно покачал головой. Решил, что лучше остаться на первом ряду недалеко от небольшой двери рядом со сценой. Если внезапно понадобится бежать, это будет самый безопасный и ближайший путь к отступлению. Ни Мосри, ни Омара в зале не было. И Амелии тоже. Как я заключил, она появится после того, как откроется занавес. Аудитория постепенно наполнялась — теперь уже была занята половина ветхих кресел.
Молодой, серьезного вида араб, видимо, студент, закрыл ставни. Зал моментально наполнился тускловато-желтым и каким-то старинным светом фонарей.
При ярком естественном утреннем свете я чувствовал себя в большей безопасности, но только тут заметил у задней стены проектор. Не иначе Амелия решила создать театральную атмосферу, сказал я себе, раздраженный привычкой египтолога все драматизировать. В этот момент занавес открылся, раздались жидкие аплодисменты. Я поднял глаза и увидел на кафедре Амелию с тезисами в руке. Рисуясь, она положила бумаги на пюпитр, поправила жемчужное ожерелье на твидовом костюме, надела висевшие на шее на цепочке очки и начала:
— Некоторые из вас много раз слышали, как я высказывалась на эту тему, и всем хорошо известно, что за свое увлечение Банафрит, Исидой и Нектанебом я лишилась академической должности и научной репутации.
При этих словах Амелия подняла глаза и обвела взглядом слушателей, словно выискивала среди них очернителей. Наступила мертвая тишина, только молодой студент у проектора нервно кашлянул. Амелия опустила голову и продолжила:
— Но прежде чем начать, позволю себе замечание по поводу древнеегипетских божеств, чтобы присутствующие в аудитории неспециалисты могли понять их значимость и огромное влияние на народ. Если человек оскорбил бога как индивидуум — осквернением принадлежащей божеству собственности или своим греховным поведением, — он может быть лишен загробной жизни. Но если обида нанесена целым народом, последующий гнев божества способен уничтожить ваш мир. Образ всепоглощающего потопа был в Древнем Египте распространенной апокалиптической темой, позже воспринятой христианством. Первой позвольте представить Исиду…
За спиной Амелии вспыхнул экран — появилось изображение богини. Массивная гранитная статуя представляла Исиду с коровьими рогами и солнечным диском на голове, баюкающую младенца Гора.
— …Исида считалась царицей богинь; она была одновременно сестрой и женой Осириса и матерью Гора до того, как Сет убил Осириса. Она была наделена огромной магической силой, которую черпала у бога-солнца, открывшего ей свое тайное имя. Ее искусство волшебства непревзойденно. Сила, с которой необходимо считаться, — вдохновляющая и устрашающая. Истинная богиня мести.
Следующий слайд изображал Осириса со скипетрами фараона у груди.
— Это Осирис — царь подземного мира, правивший Египтом до того, как его убил Сет. Здесь виден джед — стержень, символизирующий хребет бога. Осирис — судья всем мертвым душам: готов наказывать грешников, но милостив к тем, кто вел праведную жизнь. Осирис играет ключевую роль в самом важном религиозном ритуале, который осуществляется в подземном царстве после смерти человека, — взвешивании сердца. Абдул, пожалуйста, дальше.
Проектор лязгнул, щелкнул, и на экране появился новый слайд. На нем был Тот — любимое божество Барри. Я сразу его узнал по самодельному алтарю австралийца и его ярким рассказам. Глядя на бога с головой Ибиса, я почувствовал, будто встретил старого друга.
— Еще один бог, который играет важную роль в ритуале взвешивания сердца, — бог-луна Тот. Считается, что он подарил людям письменность, но владеть иероглифами было уделом жрецов и знати. Голова ибиса символизирует луну искривленный клюв — месяц. Он также предстает в облике бога с головой павиана, поскольку павианы славятся тем, что всегда возбуждены к концу ночи. И, разумеется, Гор, — тотчас появился слайд бога с головой сокола. — Сын Исиды и Осириса, он воплощает идею царствования фараонов, их божественной власти. Начало его жизни — сплошное отражение нападок Сета, который безуспешно пытался его убить. По крайней мере безуспешно до сегодняшнего дня. — Амелия улыбнулась.
Сзади раздался смешок. Я обернулся и заметил у задней стены рядом с проектором нового человека — высокого, худощавого, уже в летах, с тонким профилем. Было в нем что-то неприятное: властное и одновременно зловещее. Сколько я ни тянул шею, в полумраке зала так и не сумел разглядеть его лица. И в тревоге снова повернулся к кафедре. На экране появился сам Сет.
— И наконец, наш злодей собственной персоной — Сет, самый неоднозначный и непредсказуемый из всех богов. Его многие боятся, и поклоняются ему те, кто стремится к власти. Сет — бог хаоса, войны, ссор, бурь, ветров, темноты и зла. Он также покровитель Верхнего Египта. Вот он в животном облике.
Слайд изображал странное сказочное существо, отдаленно напоминавшее собаку, но с искривленным птичьим клювом, острыми стоячими ушами и — самое неприятное — раздвоенным хвостом. Я смотрел на него. Картина была из тех доисторических образов, которые являются в кошмарах как верующим, так и атеистам. Бесстрастный голос Амелии вернул меня к действительности.