То же время.
Городское кладбище, Кенсэл Грин
— Перкинс?
— Да, сэр.
— Я разрешаю тебе съесть этих трубочистов.
— Сэр?
— Вперед, дружище. И поспеши.
— Но, сэр, это же дети.
Квимби глянул на него, и на его лице было написано самое искреннее недоумение: «Ты уверен?»
— Мы не можем убивать детей, сэр.
— Перкинс, — процедил сквозь зубы Квимби, поняв, что лучший способ договориться со слугой — быть дипломатичным, — это не дети, а натуральное зверье, разве ты не видишь? Я ведь знаю, что ты сейчас голоден…
— Ужасно, сэр.
— Вот именно. Следовательно, у тебя сейчас есть возможность убить сразу двух зайцев. Удовлетвори свой аппетит, а заодно мы выпутаемся из этой крайне неприятной ситуации.
Дети стояли неподвижно, и на первый взгляд казались просто херувимчиками, но Квимби вздрогнул от мысли, как близко ангельское к сатанинскому — равно как их улыбки, такие кроткие на вид, но в действительности холодные и безжалостные.
— Я не могу съесть ребенка, сэр.
Квимби раздумывал, уместно ли сейчас или нет сказать Перкинсу о происхождении нежнейшего мяса, которым он недавно наслаждался с таким смаком. Перкинс нахваливал его за совершенно особый «подкопченный» вкус — этот товар у Берка и Хэйра шел под грифом «Ленивые трубочисты». Нет, решил все-таки Квимби, сейчас не самый подходящий момент поведать об этом Перкинсу. С этим можно подождать.
Если получится подождать.
— Я не уверен, что это настоящие дети, — доказывал Квимби, — прежде всего, какой нормальный ребенок мог бы сделать с человеком такое? — И в качестве иллюстрации он пнул носком башмака голову Хэйра: она покатилась по траве, а изо рта высыпалась земля.
— Но они все равно дети, сэр… будто заколдованные или вроде того.
Квимби глубоко вдохнул, приготовившись высказать своему слуге нецензурными выражениями, что если он не разберется с детьми, для наглядности оторвав у них пару-тройку конечностей, будь они неладны, то может искать себе работу в другом доме, — а много ли людей из высшего общества захотят иметь ходячего мертвеца в услужении? Нет. То-то же. Найти где-нибудь подходящее место — такая удача ему не светит. Так что давай убивай одного из этих детишек, пока я не потерял свое терпение…
И Квимби уже открыл было рот, чтобы высказать все это, как вдруг раздался голос.
— Господа, нет причин для тревоги.
К ним приближалась высокая фигура. На мужчине была шляпа-треуголка, нижнюю часть лица прикрывал черный шарф. Квимби отметил, что у него были длинные волосы, свисавшие из-под шляпы наподобие лошадиного хвоста.
— Эти чудные дети не намерены вам вредить, — сказал мужчина, — равно как и я. Совсем наоборот. Мы сочувствуем вашим интересам. Я как-то надеялся, что наши подарки убедят вас в этом. — Он указал на отсеченные головы Берка и Хэйра. «Небольшая услуга, — продолжил он, — жест доброй воли в надежде снискать ваше доверие или, по крайней мере, сделать первый шаг к этому — а это путь, смею надеяться, к началу крайне плодотворного сотрудничества. Поскольку я уверен, что мы сможем оказаться полезными друг другу, вы и я».
Испытывая облегчение, оттого что его собственная голова не присоединится к уже валяющимся на земле, и начиная осознавать тот факт, что Берк и Хэйр устранены именно как причина его нынешнего несчастья, Квимби тем не менее все еще был настороже, когда отвечал: «Какого бы рода ни была требуемая вами помощь, полагаю, что для хорошего старта к сотрудничеству неплохо было бы представиться».
— И в самом деле, — сказал мужчина, подходя еще ближе и сдергивая шарф, прикрывавший его лицо, — разрешите представиться, мое имя сэр Джон Конрой.
― Конрой пропал? Что вы хотите этим сказать, «пропал»?
Королева Виктория сверлила взглядом Мэгги Браун и Лорда М — оба были напуганы, очень напуганы. Сама она не сомкнула глаз после ужасных ночных событий и уже была готова к следующей схватке. Она лишь позволила доктору Лококу осмотреть себя, сказав ему, что упала с кровати, и он, конечно, не задал ей никаких вопросов.
Это был первый день ее занятий, и ритм жизни у членов Корпуса защитников резко изменился.
Первым делом премьер-министр и Мэгги Браун были вызваны в Зеленую гостиную. Если бы его спросили, лорд Мельбурн сказал бы, пожалуй, что ожидал увидеть королеву в состоянии шока, беспокойства и спешки, сопровождаемой приступами гнева; в общем, в то утро, в гостиной, он ожидал увидеть королеву в слезах и горе.
Мэгги Браун, разумеется, представляла себе гораздо лучше, какой к ним выйдет королева — достаточно было увидеть ее решительность там, на дороге, несколькими часами ранее. Но и она, если бы ее кто-нибудь спросил, признала бы, что королева вполне могла выглядеть жалкой и усталой, встречая их в это холодное утро. Однако вслух Мэгги сказала Мельбурну, когда они шли вместе в гостиную: «Думаю, нам надо попытаться отговорить ее от этого. Ночью она решилась, да. И я, в самом деле, редко встречала у кого-либо подобную твердость. Но даже если и так, мы должны воззвать к ее чувству долга. Прежде всего — страна, и это главное».
Мельбурна больше заботил наряд Мэгги. Чтобы объяснить ее присутствие в замке, пришлось сделать вид, что она принадлежит к штату придворных. Хотя она проводила долгие часы наедине с королевой, на деле оказалось не так-то просто создать ей убедительный образ служанки: они перебрали разные амплуа, вроде садовницы, поварихи, уборщицы и парикмахерши, но были вынуждены признать, что Мэгги они не соответствуют. Тем не менее нашлась наиболее подходящая роль: фрейлина.
Таким образом, впервые на ее памяти, — а возможно, и в жизни, — Мэгги Браун надела юбки: с какими проклятиями и отвращением — не стоит и говорить.
— Ты выглядишь очень мило, Мэгги, — сказал Мельбурн во время их шествия.
— Заткнись, — в ответ вспыхнула Мэгги.
— Миссис Браун, что за язык! Вряд ли это позволяют себе самые доверенные придворные дамы королевы. В самом деле, если ты хочешь сойти за одну из них, то и вести себя надо подобающе.
— Я поведу себя так, что у тебя между ребер окажется кинжал, Мельбурн, — рявкнула Мэгги.
Он улыбнулся. «По крайней мере, ты знаешь хотя основы правил поведения, — сказал он, — я сообразил, что ты вполне можешь быть экспертом по королевскому этикету, раз уж ты столько времени наблюдала за королевой».
— Ну, я знаю, как налить чашку чая. И я умею говорить так, словно у меня что-то застряло в прямой кишке, если ты это имеешь в виду, — сказала Мэгги.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, Мэгги, но мне почему-то думается, что во всем этом есть нечто чуточку большее, нежели чай и прямая кишка. Если ты хочешь выглядеть убедительно в качестве фрейлины, то тебе нужно в любой ситуации вести себя правильно.