С грохотом вылетело заднее стекло и практически сразу глухо защелкал АПС. Чуть позже к нему присоединился перестук АК. Где-то сзади раздался звук удара, а потом – взрыв… На одном из виражей я увидел, во что превратилась дорога за нашей машиной, и снова почувствовал себя не в своей тарелке: в Москве я еще не воевал…
Автомат выплевывал очереди по два патрона – черная «Ауди А-8», единственная из трех прорвавшихся сквозь затор, быстро скрадывала расстояние между нами… Но недолго: поняв, что машина бронирована, кто-то из ребят отправил ей навстречу гранату… Вот тут тряхнуло так тряхнуло: чтобы наверняка зацепить подобравшуюся вплотную тачку, выдернув кольцо, гранату, судя по всему, еще секунды полторы-две подержали на ладони. В общем, взрыв ощутимо прибавил нам ходу, зато отправил преследователей через отбойник, разделяющий МКАД, на встречную полосу движения… Грохот, рев клаксонов, снопы искр, ясно видимые в зеркало заднего вида, быстро скрылись за поворотом дороги, а руки у меня все еще мелко подрагивали: представив, что творится там, на дороге, я почувствовал себя убийцей!
…Половину МКАД до Новой Риги пролетели минут за двадцать пять. Дергались: стоило хоть какому-нибудь бдительному менту обратить внимание на изрешеченный, особенно сзади, пулями джип, как второй части марлезонского балета со стрельбой было бы не избежать… Но нам повезло: недавно прошедший снегопад загнал работников полосатой палочки в теплые помещения, отбив на время желание проверять какие бы то ни было автомобили…
Однако успокоиться нам не удалось: уже подъезжая к восьмому километру Новорижского шоссе, к гостинице «Балтия», я заметил милицейские мигалки, перегородившие дорогу впереди, и, останавливаясь у обочины, подумал, что этот пост, тормозящий всех и вся, возник здесь не случайно…
До очередного Превозношения осталось четыре дня… В сопровождении неизменных четырех стражников бредя по коридору палестры, я хмуро кивала в ответ на уважительные приветствия сестер, глядящих на меня сквозь решетки своих келий… Алый пояс на моих бедрах вызвал в глазах многих из них ясно читаемый страх: слепой жребий в лице Распорядителя Хлорта легко мог столкнуть меня с ними в любой момент, а жить, даже в таких скотских условиях, хотелось всем… Мне же было наплевать: шесть лет ежемесячных боев насмерть вытравили в моем сознании даже намек на понятие «страх». Нет, помнить о нем я еще помнила – вот, например, еще года четыре назад, будучи Синей воительницей, я еще боялась. Боялась, когда после первого летнего Превозношения, смывая с себя чужую кровь, вдруг почувствовала, как сильные мужские руки пытаются согнуть меня в талии и поставить коленями на каменные ступени терм… Боялась, но все равно билась… До последнего вздоха пьяного вдрабадан монаха, выхаркивающего кровь из пробитых осколками сломанных мною ребер легких… До испуганного крика стражника, заметившего занесенные надо мною мечи двух озверевших товарищей пропойцы… Боялась, когда на второе утро, перед строем их соратников обоих насильников одевали на кол: трогать сестер, будущих Дщерей Императора, запрещалось под страхом смерти… Боялась, когда первый раз оказалась перед голодным львом на арене, с коротким, чуть длиннее моего локтя, мечом и в одной набедренной повязке… Боялась, сражаясь с четырьмя Синими сестрами в одиночку… А потом понемногу перестала – страх просто кончился… Напрочь… Осталась глухая ненависть ко всему на свете и тихо ворошащиеся на дне памяти воспоминания… Подернутые дымкой времени…
Пустота… Единственное слово, которое хоть как-то характеризовало то, что творилось в моей душе… Ничего из того, что я делала изо дня в день, не задевало меня хоть сколько-нибудь. Ни ежедневные многочасовые тренировки на тренажерах и в парах с сестрами; ни омовения под смех и сальные шуточки стражи, ни ежевечерние унизительные обыски, ни гибель на арене соседок по кельям… Не задевала кличка «Жало», заменившая тут так любимое мною прозвище «Хвостик», данное полузабытым Мерионом Длинные Руки…
Цепляли только воспоминания о брате, канувшем в неизвестность много лет назад… Редко-редко, глухими ночами, когда в каменных коридорах затихал шорох шагов неутомимой стражи, я иногда позволяла себе уронить пару слезинок и, сдерживая готовый вырваться на волю безумный вой, до крови кусала губы… Чтобы с первым же шорохом в коридоре снова превратиться в сухое, лишенное чувств и жалости Жало, – для большинства из моих сестер лишь символ неминуемой смерти…
…Каменные плиты коридора ложились под ноги, словно горная тропа от Обители к Аниору, и мне на миг показалось, что я снова маленькая, восторженная девочка, по ночам втихаря таскающая у брата его мечи, чтобы в свете звезд попытаться хоть немного отработать то, что удалось подсмотреть на площадке днем… Отбросив некстати подкравшиеся мысли о доме, я так посмотрела на ухмыляющегося мне стражника, стоящего в карауле у кельи Распорядителя Хлорта, что у него из рук выпала алебарда…
– Придурок! – Получив в ухо тяжелой латной перчаткой от старшего из сопровождающих меня Алых, монах мешком свалился на пол и, в кровь разбив себе лицо, попытался было что-то сказать. Еще удар, но уже ножнами меча, и недоумок растянулся на полу, сплевывая зубы… Не обращая на него внимания, стражник распахнул передо мной дверь и, оставив снаружи двоих, вслед за мной и еще одним воином зашел внутрь…
Распорядитель сидел за столом и хмуро кормил здоровенными кусками мяса своего любимого крокодила – громадную тварь, достигшую в длину четыре с лишним шага… Не отвлекаясь от процесса кормления, он махнул мне рукой в сторону деревянной лавки у стены и снова склонился над железной клетью, занимающей половину кельи, если не больше… Наконец, удовлетворив свое нездоровое любопытство, он оторвался от своей зверюги и всем телом повернулся ко мне:
– Ну что, Жало, как настроение?
Я, как обычно, промолчала. Впрочем, это его никогда не останавливало: Хлорт любил поговорить, и наличие либо отсутствие собеседника его совершенно не интересовало…
– Через три дня – очередное Превозношение… Император хочет зрелища… И я придумал такое, что ему обязательно понравится! И ты должна мне в этом помочь! Как ты относишься к тому, чтобы выйти на арену против четверки Алых Топоров-отступников? Ты, наверное, не слышала, что две недели назад на большом императорском приеме несколько Алых иерархов просто сошли с ума! Они заявили светочу Разума, что ожидание Ангелов Смерти не благо, как мы все знаем и верим, а величайшая ошибка и, вместо того чтобы радоваться их появлению, необходимо готовить армию для их уничтожения прямо у врат! Ты себе представляешь эту глупость?
– И что? – заинтересованно вскинулась я, вспомнив, как к Приходу Тьмы готовилась Обитель…
– Оп-па! Жало ожило! – захихикал Хлорт. – Первый раз такое вижу! Я начинаю собой гордиться!
– И что? – с угрозой в голосе повторила я.
Стражи напряглись и вцепились побелевшими пальцами в древки своих топоров…
– А то, что их осталось только четверо. Остальных зарубили на месте… Вот с ними ты и будешь драться на Превозношении… Сколько тебе осталось? – ухмыльнулся Распорядитель. – По-моему, двенадцать Превозношений, не так ли? А потом ты меня покинешь, дорогая, и станешь Дщерью Императора… Но до тех пор, несмотря на твое везение, я выжму из тебя все, что смогу… Понятно? – В его глазах проявились плохо скрываемые ненависть и страх. – Так что ты не очень торопись в постельку к нашему Светочу, ладно? Вдруг ты до нее не доживешь?