— Держи! — скомандовал я и принялся карабкаться вверх. Единорог промчался рядом, гоня перед собой шар из двух переплетенных тел, по ходу движения изрыгающих проклятия.
Взобравшись на дерево, я перехватил у Тихона раненого и осторожно пристроил его на развилке разлапистой ветки. Так оно спокойнее. И не затопчут в суете, и, что немаловажно, у меня под рукой гарантия безопасности. На тот случай, если, оказавшись всем составом на дереве, бандиты решат забросать нас разными режущими и колющими предметами.
Не успел я устроиться поудобнее, как высунувший из кармана свое ультрамариновое лицо с закрывающей нос и губы марлевой повязкой джинн зачастил скороговоркой:
— Вай-вай-вай! Живой и здоровый, храни тебя Всемогущий и Всемилостивейший. А убийцы и насильники где?.. Что это они там делают? Какой странный обычай: лазать по деревьям наперегонки.
Тяжело вздохнув, я возвел глаза к небу.
— Что это? — Протянув руку, я снял с сучка холщовую сумку и заглянул внутрь. Есть еще в этом мире справедливость! Запуская в сумку обе руки одновременно, я в восторге воскликнул: — Глазам своим не верю!
— Ваур?
— Держи.
Зубы демона, словно зубья капкана, защелкнулись на немного подгоревшем окороке.
— И запить есть, — сообщил я, встряхнув бурдюк и почувствовав колыхание жидкости.
Попробовал — вино. Кислятина!
— Брр… — Сделав еще пару больших глотков и преломив заплесневевший круг сыра, вонзил в него зубы. — Викториния, девочка! Закругляйся там поскорее, — окликнул я кобылу, гоняющую бандитов вокруг да около соседнего дерева. — Пора кушать.
Но она слишком увлеклась воздаянием за нанесенное оскорбление и проигнорировала мой призыв.
Спустя полчаса единственным двуногим, оставшимся стоять на земле, был разбойничий атаман. Каким-то чудом Викториния ни разу его не задела. Не столкнись я с проявлением его интеллекта, решил бы, что он втихую напился, вот ему и везет…
Даже самая замечательная женщина может оказаться чьей-то тещей…
Житейские курьезы
Слушая сбивчивый рассказ начинающего охотника за легкими деньгами, временами перекрываемый пронзительным, преисполненным негодования ржанием кобылицы, нарезающей круги вокруг дерева, чьи ветви гнулись под весом разбойников, я деловито просматривал торбы, взимая компенсацию за моральный ущерб, причиненный оскорблениями достоинству личности в моем лице и мордах моих спутников.
— …на смолу древесную прикрепил, словно так и росла. Сам в кустах спрятался, в засаде, значит, жду терпеливо. Орехи грызу, время коротаю. Приходит. Весь жирный такой, рыжий. Прыг на ветку, а она как… — Хрусть! — Он шмяк в крапиву! Смеху-то было… А еще я из дерева зверушек ножом вырезаю. Только остальные не узнают их, «вошками» кличут. Видать, потому что мелкие дюже.
— Что ж ты в разбойники подался? Сидел бы дома, резьбой по дереву занимался или еще чем! А то связался с грабителями…
— Так мы не грабители…
— Как не грабители? А меня кто ограбить пытался?
— Так это приработок, — косясь на урчащего над изгрызенным мослом Тихона, поясняет отрок. — Вообще-то мы исследователи.
— Чего-чего? — Я закашлялся, поперхнувшись хлебными крошками.
— Исследователи, — охотно повторяет атаманов отпрыск. — По пустошам экспедициями ходим, старости разные выискиваем.
— Что за старости?
— Вещицу всякую, что давно в пустошах затеряна.
— Древности, что ли?
— Они самые. Древними позабытые.
— И где вы их ищете?
— А тебе зачем? — подозрительно сощурился начинающий Индиана Джонс — Тоже решил экспедануть? Так одному опасно.
— Экспе… как там ты говоришь, я не собираюсь. Просто интересно.
— А… Так в замках брошенных ищем, в поселениях покинутых, да мало ли…
— Понятно. Значит, вы профессиональные расхитители гробниц, а путников грабите между делом.
— Не… В гробницы пускай сумасшедшие лазают, разбуженные мертвецы дюже злые. Управы на них никакой нет.
— Тю… — Невольно перенимая стиль его речи, я развожу руками. — Да с этими-то легче легкого справиться. Они ведь все сплошь заторможённые, двигаются едва-едва.
— Если повезет из гробницы выбраться, тогда, конечно, убежать можно. А иначе как?
— Как-как! Кадилом по морде и напалмом его, напалмом…
— А…
— Да. — Глотнув вина, я пожимаю плечами. — Противопожарная сигнализация может сработать. Ну промокнешь немного, так и что?
Парнишка захлопывает рот и пытается отвернуться, решив, что я принимаю его за дурака и горожу несусветную чушь. Честно говоря, он недалек от истины в своем предположении, вот только я говорил ему правду, и ничего кроме правды. Нет лучшего средства против различной нежити — всяких упырей, вурдалаков, вампиров и прочих неживых, но в то же время существующих, — чем задать им жару при помощи напалма. Еще ни один не выжил.
Пока атаманов отпрыск с надутыми губами и предобморочно закатившимися глазами пытается поправить повязку, я достаю из разбойничьей сумки не новый, но, по крайней мере, чистый комплект сменного белья: коротковатые штаны и рубаху с рукавами по локоть. Проворно надеваю их, сетуя на отсутствие обувки. Поверх натягиваю пиджак, «слюнявчик» и повязываю пояс, закрепив меч в кольце.
— Не трогай! — одергиваю я паренька, пока тот не разбередил рану окончательно. А то либо инфекцию занесет, либо сознание потеряет от вида крови и с дерева свалится. Сама рана не очень опасная: кость цела, а следы прокуса от зубов заживут. Ему повезло: закрепленные на руке ножны из резной кости, стянутой бронзовыми ободками, приняли на себя основной удар клыков. Вот от них мало что уцелело… от ножен, я имею в виду.
— Вот папаня тебе… — начал было угрожать отрок, но близость Тихона и погруженность родителя в нирвану с некоторым запозданием, но навели его таки на мысль о неуместности угроз в сложившейся обстановке.
Не считая нужным отвечать на его выходку, я завязал заплечную сумку и свистнул Викторинию:
— Эгей! Ваше высочество!
Кобыла пофыркала, потрясла рогом и неспешно направилась ко мне, брезгливо переступая через разбросанное по траве оружие.
Со стороны рассевшихся на ветвях грабителей донесся вздох облегчения.
— Есть будешь? — напрямую спросил я у кобылицы единорога. И, приняв усиленное качание рогом вверх-вниз за положительный ответ, спрыгнул на землю и протянул ей самодельный бутерброд, сделанный с учетом человеческой всеядности и возросших из-за принятия облика кобылы потребностей. Оторвав у цельного хлебца горбушку, я засунул под нее пласт сыра и ломоть вяленого мяса. Найденный в той же сумке банан оставлен на десерт.