Брился я утром наощупь, чтобы не глядеть в зеркало на вурдалака с синяками, окружавшими отвислые мешки под красными глазами. И кролики с глазами пьяницы…. Или наоборот? На работе шеф пронзил меня донельзя подозрительным взглядом и, здороваясь, отчетливо втянул воздух нервным, как у добермана, носом.
— Виктор Павлович, — услышал я свой голос, — это замполиты солдат после увольнения обнюхивают, а я ведь не первогодок уже…
Шеф посмотрел на меня с интересом. Золоченые круглые новомодные очки в компании с тонким кривоватым носом отчетливо образовали на его лице выразительное слово: «Ого…»
— Да нет, я ничего, — холодновато ответил он. — Все мы взрослые люди, так сказать… А все-таки… Что за повод такой был — среди недели-то?
— Да не пил я вообще, — равнодушно проговорил я. — Бессонница просто…
Шеф недоверчиво сверкнул очками, тонкие ноздри его предательски дрогнули, он хмыкнул, качнул аккуратной ранней лысинкой.
— Значит, можно Вас поздравить с переходом в третью возрастную категорию?
— Это как?
— Ну, знаете, как говорят: первая возрастная категория — это когда всю ночь пьешь и гуляешь, а наутро по тебе ничего не заметно. Вторая — когда всю ночь пьешь и гуляешь, и наутро по тебе все видно. А третья — это когда не пьешь и не гуляешь, а наутро все равно выглядишь так, словно всю ночь пил и гулял. Извините, — вдруг смутился он, — студенческий фольклор, знаете…
Тронул меня легонько за плечо и пошел к себе. А мне вдруг стало легче. Нет, все же неплохой он мужик, чего там. Если и взбодрит когда, так за дело, а так по пустякам никогда не цепляется. И — порядочный, несмотря на то, что бизнесмен. Как это ему удается?
За день, пока работал настроение у меня почти пришло в норму. И совесть уже не грызла беспощадным волкодавом, а словно прилегла поодаль, зорко приглядывая за искусанным беспомощным нарушителем холодными желтыми глазами. Лежит себе и спокойно ждет, пока конвойный явится. И этот конвойный явился.
— Привет, Сань, — услышал я вечером в трубке его хрипловатый басок, — Как жизнь?
— «Как жизнь», — вздохнул я, — Он еще спрашивает….
— Чего такое? — искренне забеспокоился Сергей.
— Того такое. Удружил ты мне с этой кассетой…, - презирая себя, сдавленно пробурчал я, прикрывая плотнее дверь в комнату. — Что дальше делать — ума не приложу.
— Угу. Кажется, я врубился, — хохотнул Серега. — Дочка посмотрела, восхитилась, а тебя теперь совесть пожирает, так?
— Смеешься? — огрызнулся я. — Психоаналитик. Тебя бы на мое место…
— Сань, да перестань ты переживать. Ну, виноват я, прости. Не подумал…
— Не подумал он…
— Слушай, да этой беде помочь запросто можно!
— Да как помочь-то?! — у меня вдруг предательски скребануло в горле.
— Ну, как… Поедешь со мной в аэроклуб и прыгнешь. И будет все по честному, скажешь — нет? — спокойно так сказал, участливо даже — словно умная учительница, успокаивающая зареванного первоклашку.
В желудок упала холодная чугунная гиря.
— Ты что — серьезно? — наконец, смог выговорить я.
— А то!
— И когда? — спросил я так, словно Сергей приглашал меня на Юпитер.
— Так, сегодня у нас что? Четверг? В субботу можно, если погода будет. Я ребятам только позвоню, уточню… Ну так как? Давай?
— Давай! — вдруг обозлился я на себя, на Серегу и на весь белый свет. — Как это все делается-то?
— А заскакивай завтра ко мне после работы, я все и растолкую.
* * *
— Так, следующая вводная: завис на дереве. Твои действия?
— Сесть поглубже в подвесную систему, распустить запасной парашют, расстегнуть карабины подвесной системы, начиная с ножных обхватов, спуститься по запасному парашюту на землю.
— Нормально. Приземление на воду. Приводнение, точнее. Итак?
— А зачем? Нету же вокруг никакой воды?
— Не р-рассуждать, салага! Отвечай на вводную!
— Ну… опять же — глубже сесть в подвесную систему. Отсоединить запасной парашют и оставить его висеть сбоку на одном карабине… Ну, не морщись! Что за буквоедство!
— Не буквоедство, а твердое знание матчасти, — наставительно изрек Сергей, выворачивая руль. — Ну, допустим… Давай дальше.
— Расстегнуть карабины, начиная опять же, с ножных. Взяться левой рукой за главный круговой обхват. Высвободить правое плечо из-под обхвата, не отпуская левой руки, — машинально двигал я конечностями, стараясь представить себе весь этот процесс. — И в таком вот виде ждать приводнения. В момент касания ногами воды винтовым движением высвободиться из подвесной системы и отплыть в сторону, чтобы не накрыло куполом. Сергей, а зачем воду-то ждать? — уточнил я, — Выскочил чуть пораньше, плюхнулся и — отплывай спокойно. А то ведь и в самом деле накрыть может! — я вдруг отчетливо представил, как меня, барахтающегося, накрывает мокрый купол, опутывает, словно сеть, вкрадчиво и безжалостно пеленает, а над головой уже смыкаются волны. Елки-палки…
— Раньше в инструкции так и было записано: «Освободиться от подвесной системы на высоте 2–3 метра от поверхности». А люди и с пятидесяти, и со ста метров сигали — если опыта мало, высоту же трудно определить.
— И что?..
— Ну, что. Тонули на хрен, что ж еще? — пожал плечами Сергей. — Поэтому порешили: освобождаться только в момент касания.
— А если не успеешь?
— Э… Жить захочешь — успеешь.
Серегина «Ока» бодро тарахтела. Всю дорогу до аэроклуба Сергей гонял меня по теоретической части прыжка. Сам удивляюсь — как быстро запомнилась эта затрепанная брошюрка.
— Ну, что скажу — маладэс! — кавказским жестом ввинтил Сергей пальцы вверх. — Вах, какой маладэс! Всю ночь зубрил, что ли?
— Ну, всю, не всю, но долго, — скромно отозвался я.
Наверное, я все-таки изрядный «тормоз». Или «жираф» — как это сейчас правильно называется? Вчера вечером, когда я после ужина с комфортом расположился в любимом плетеном кресле на балконе, закурил сигаретку и раскрыл брошюру с инструкциями для прыжков, до меня вдруг дошло. Елки-палки, это ведь по-настоящему будет! И совсем скоро — через несколько часов. И вот тут мне стало здорово неуютно.
Пока Серей объяснял мне все на словах, показывал какие-то рисунки, учил принимать правильные позы при отделении от самолета и при приземлении, я воспринимал это как игру. Подсознательно ждал, что Сергей переведет все в шутку — ну просто не бывает же, чтобы вот так, ни с того, ни с сего… И вообще, обыкновенные люди такими вещами не занимаются. По определению. Как не летают страусы, или крокодилы там…
…Летают, — сказал прапорщик Сидорчук. — Тильки низэнько-низэнько…
Серега шутить не собирался. Спокойно, даже скучновато, изложил мне основы теории, вручил серую брошюрку с наказом выучить не хуже, чем «Уронили мишку» на пол и сказал, что утром за мной заедет. Иметь спортивный костюм и кроссовки. «На грудь» не принимать — ни утром, ни накануне. Все.