— О-хо-хо… Грехи наши тяжкие.
Нащупав стоящий у изголовья кувшин с квасом, неизменно оставляемый заботливым домовым после всякого веселья, с жадностью поднес его к губам. Кислая влага благотворным потоком устремилась в пышущее жаром нутро через пересохшую, словно пустыня Гоби, гортань. Полегчало.
Открыв глаза, я посмотрел в оконце. Темень непроглядная. И волки воют, правда вдалеке, остерегаясь приближаться к поселению. Нет, не собак они боятся. Пушка сейчас в посаде нет, его Ливия с собой в командировку взяла в качестве охраны. Но Рекс-то со товарищи остался…
— Нужно вставать, — решил я, прислушиваясь. В доме царит тишина. Лишь храпит в соседней комнате Добрыня да тоскливо завывает за окном ветер. Звуки сливаются в печальную мелодию, которую так любят выдувать из своих свирелей местные пастушки.
Привстав, я обнаружил у себя под боком посторонний предмет. Сферической формы и весьма крупных размеров.
— Что это такое? — нервно отбросив одеяло в сторону, спросил я сам у себя. В едва разгоняющем темноту блеклом свете тлеющих в печи углей мне с трудом удалось рассмотреть и опознать его. — Кочан капусты?! И еще один. Откуда они взялись?
Впрочем, я тут же вспомнил желание Ванюшки относительно сестрички и его заверения, что капусту для этого он приготовил. И не только… Выявить, что конкретно кроме капусты приготовило мое чадо для повышения рождаемости в одной отдельно взятой избе, мне не удалось, а вот сложить из кочанов небольшую горку — да. И не поленился ведь из погреба наносить… Нужно не забыть спросить у нянек, с их ли ведома он туда спускался. Если тайком — накажу. Наверное…
Усмехнувшись трогательной смеси детской наивности и хитрости, я почесал помятые бока, ойкнул и задумался, можно ли выспаться в оставшиеся предутренние час-полтора.
Шорх… шорх… — донеслось из-за окна.
Встрепенувшись, я прислушался — не показалось ли?
Шорх… шорх…
Не показалось — понял я. Но перекрестился. На всякий случай. Это я у Ливии нахватался… Недаром же народная мудрость гласит: «Муж да жена — одна сатана». Только в нашем случае все с точностью до наоборот. Она у меня ангел. Пускай для всех остальных — бывший, но я-то ее характер лучше знаю.
Шорх… шорх… Источник загадочного звука сместился, зазвучав приглушеннее, чем опроверг предположение о своем природном происхождении. Колышет-де ветер ветви, а они и трутся друг о дружку, поскрипывая.
«Тать ночной, — логично предположил я, поспешно одеваясь. — Рисковый человечище! Рекса не убоялся… пришлый, видно. И чего он украсть надумал?»
Не желая будить гостей, я вышел в сени, по пути вооружившись первым подвернувшимся под руку предметом, могущим послужить оружием перевоспитания злоумышленника. Нет, это не лопата, чтобы вырыть могилу, которая единственная гарантированно может с равным успехом исправить и горбатого, и закоренелого преступника. Данный садовый инвентарь мы держим в сарае, а не в избе. Поэтому, наскоро натянув тулуп, я бесшумно приоткрыл входную дверь, выставил в образовавшуюся щель железные рога ухвата и лишь после этого осторожно выглянул. Именно осторожно, а совсем не трусливо, хотя в последнее время собственную жизнь я стал ценить не в пример сильнее того времени, когда был бессмертным.
Никого.
Странно…
Возможно, мое появление все же не ускользнуло от внимания злоумышленниками он затаился, выжидая.
Я тоже. В смысле — затаился, и тоже выжидая. Задержав дыхание и вслушиваясь в относительную тишину. Если бы из-за спины не доносился богатырский храп Добрыни, мне было бы легче сориентироваться.
Шорх… шорх… — возобновился звук, заставив меня от неожиданности вздрогнуть.
— Ну все! — себе под нос предупредил я незваного гостя и вышел на крыльцо.
У самой стены избы, в густой тени, едва-едва разрежаемой бледными отблесками далеких звезд, шевелится что-то досель невиданное. Не человек и не зверь лесной — не пойми что… Страшилище вида нелепого!
Шорх… — доносится после каждого движения невероятного существа. — Шорх…
«Что он там делает? — мелькнула мысль. И следом за ней вторая: — Одному мне его не одолеть».
Набрав полные легкие воздуха, я открыл рот, чтобы издать крик, способный поднять на ноги весь местный люд, не исключая гостей и спящего в сарае сторожа. И тут незваный гость, издав очередное «шорх», сместился в сторону, выйдя из тени и явив себя во всей красе. Бугристая глыба головы с огромными лопухами ушей, шарообразное тело и хворостинки рук. Подавив так и не успевший родиться крик, я закашлялся, выпуская переполняющий легкие воздух сразу из всех доступных отверстий. Э-э-э… Наверное, стоит уточнить, дабы не давать повод для возникновения двусмысленности. Воздух вышел через рот и через обе ноздри. Он заклубился на морозе белесыми струйками пара, словно у разгоряченного скачкой жеребца.
Снеговик.
А я ведь совсем позабыл, что вложенную в него Дедом Морозом «программу» по уборке территории от снега никто не отменил. Вот и мается сердешный с лопатой всю ночь напролет. И будет заниматься этим еще не один день, если верить черному от туч небу и прогнозам местного гидрометцентра — деда Епифана, который предсказывает погоду по своим костям. Вернее, по болевым ощущениям в них. Ноют — к перемене погоды, крутит их — еще к чему-то. Не берусь судить о научности такого, подхода, но ошибается он реже дикторов, ведущих аналогичный раздел новостей на телевидении в далеком двадцать первом веке. Ну да в этом, разумеется, экология виновата.
Посмотрев на зажатый в руках ухват, я прислонил его к стенке, а сам направился к снеговику. Совестно все же… Все дрыхнут, а он один трудится, не покладая сучковатых веток, служащих ему руками. Вон, даже морковка льдом покрылась и почернела вся, а капустные уши свернулись в трубочку. Еще бы, всю ночь на морозе, под пронзительными порывами северного ветра.
— Замерз поди? — поинтересовался я, подойдя к сгребающему снег снеговику на расстояние вытянутой руки. — Пошли в избу. Согреешься. Я тебе чайку горячего с медом заварю…
Вздрогнув всем телом, снеговик выронил лопату и плашмя рухнул ниц. Сбив меня с ног и по пояс засыпав снегом.
«Я от всей души, а он… — недоуменно подумал я, взвесив на ладони поднятую морковку и отбросив ее прочь. — Хилый какой-то попался… нервный. Нужно будет поинтересоваться у Мороза, а можно ли снеговика льдом покрыть — для прочности?»
Пряча за ворчанием чувство вины, я попытался выбраться из сугроба. Но не тут-то было. Рассыпавшийся снеговик, несмотря на мороз, от интенсивной работы разогрелся и составляющий его снег немного подтаял. И теперь стремительно начал смерзаться, заключая меня в ледяной плен. Едва осознав это, я почувствовал, как холод старается запустить в мою плоть свои острые и цепкие коготки. Сперва робко — пробуя свои силы, а затем все смелее и смелее. Вот пожалуюсь Деду Морозу, ужо он ему… А пока придется самому выбираться.
Пытаясь руками сгребать снег в сторону, я чувствую, что каждый комок дается труднее предыдущего. Сугроб оледеневает просто с фантастической скоростью, покрываясь непробиваемым панцирем. И лишь немного медленнее стынут мои мышцы.