– Ик! – Кувырнувшись в воздухе, черт с трудом принял вертикальное положение, лишь со второй попытки сумев сопоставить верх-низ с рогами-копытами.- Здрасьте.
– Чего-то ты бледненький,- обеспокоенно заметила сестричка.- Отравился бормотухой?
– Как ею можно отравиться? – искренне изумился черт.- В ней же микробы дохнут.
– Вот дохлыми и отравился. Трупный яд, он самый опасный.
– Да не отравился я ничем! – возмутился рогатый представитель нечисти.
– А почему тогда такой бледный? – насела на него Леля. Вот уж не думал, что она может быть такой настырной.
Привлеченный спором, подтянулся к компании мохнатый щенок, свесив язык и навострив ушки.
– С тобой бы так.- От жалости к самому себе черт пустил слезу.- Сплю я в трактире, пристроившись на комоде, о вас думаю…
– Неужели? – удивился я.- И что именно?
– Разное,- пожал плечами черт.- Что идиоты, раз поперлись ни свет ни заря, да еще и не похмелившись.
– Хм.- У Лели неожиданно зачесался нос.
– И тут кто-то хватает меня за хвост.- От воспоминаний о пережитом ужасе глаза рогатой нечисти стекленеют и увеличиваются вдвое.
– Кто?
– Ужас в рясе и с крестом на пузе.
– Отец Дормидонт? – Просто других священников тех краях я не знаю.
– Он самый,- подтвердил черт.- Представь? Чуть ифаркт не получил.
– И чего он хотел?
– Говорит, дуй за ними – это в смысле за вами – и помогай, а то…
– Что то?
– Он не договорил. Но нехорошо так посмотрел на крест свой и на меня.
– Рогатенький,- ласково улыбается черту Ламиира и переводит разговор на более насущные проблемы.- Мы тут в растерянности: сами не местные, отстали от дилижанса, спросить некого, указателей нет, тропы звериной и той не видно. Может, подскажешь, как нам попасть на тот берег?
– Афродита Посейдоновна, постыдитесь,- укоризненно, но изображая нечто похожее на галантный поклон, отвечает черт.- Это вы-то тут не местная?
– Я. И можно неофициально – Лами.
– Лама, детка.- Опустившись ей на плечо, черт искоса заглядывает в вырез блузки. Его глаза восторженно округляются, по рогам заструились статические разряды, а из уст непрерывным потоком полилась вязкая патока комплиментов: – При столь прекрасной внешности обладать памятью совсем не обязательно. Даже наоборот. Вот наш ученый Ёся Кацман, временно оставивший родину предков Одессу ради сомнительных западных благ, установил, что количество морщин на лице женщины прямо зависит от количества извилин в мозгу.- Черт склоняется к ее ушку и хрипло шепчет: – У тебя такая гладенькая кожа. Прямо-таки шелк.
– Красавчик,- улыбается Ламиира,- тебя можно попросить об услуге?
– Разумеется, детка.
– Слезь с плеча и перестань дышать на меня своим перегаром!
Отлетевший на безопасное расстояние черт задумчиво почесал переносицу.
– О женское коварство… – проявляя солидарность, молвил Дон Кихот и зашелся хриплым смехом, звучащим из-под шлема подобно лаю простуженного дракона.
– Ах ты… консервная банка! – обиделся черт. И демонстративно повернулся к нам спиной.
Зря он это.
Его непрерывно подергивающийся хвост и раньше привлекал внимание заскучавшего щенка, а теперь, оказавшись в пределах досягаемости, стал желанной игрушкой.
Клац!
– Ва-а-ай!!! – не от боли, а с перепуга заверещал черт, мощью своего голоса повергнув в столбняк бедное животное. Которое так и село на задние лапы, продолжая удерживать хвост в пасти.
Пришлось успокаивать обоих. Пушку хватило косточки и почесывания за ухом. Со вторым пациентом дело обстояло серьезнее.
Стенающий на зависть именитым английским привидениям черт, распластавшись на камнях и прижав к груди мокрый хвост, прозрачно намекал на необходимость выполнить волю умирающего за общее дело страдальца. То бишь его несчастного.
– Ламиира, подойди ко мне. Ни слова о твоем коварстве. Не спорь с умирающим! Ближе-э-э…
Блондинка склонилась над распластанным на камнях телом, с которым, в явном противоречии с очевидностью, его владелец пророчил себе скорое расставание.
– Ближе-э-э… Поцелуй меня. Быстрее, умираю…
– Нет,- решительно заявила Ламиира.- А вдруг тызаразный? Вот поправишься…
– Обещаешь? – Черт приоткрыл один глаз.
– Обещаю.
– Три раза.
– Один.
– Хорошо. Два ты и один я.
– Всего один.
– Ладно, ты один, я два.
– Нет. Один-единственный.
– Так и быть. Но с языком.
– Если захочешь,- ответила встречным предупреждением черноглазая блондинка, чертовски соблазнительно улыбаясь.
– Кажется, мне уже лучше,- бодро вскричал коварный представитель адской нечисти.- Да я просто полон сил и энергии. Давай-давай…
– А не передумаешь?
– Нет. – Черт предвкушающе облизывается.
– Минутку,- просит Ламиира.- Только прихорошусь немного.
Эй презрительно отворачивается, перебирая пальцами четки.
Остальные с интересом ждут продолжения.
Ламиира, не отрывая жгучего взгляда от объекта предстоящего поцелуя, проводит руками по волосам, огладив пальцами шею, развязывает бантик накидки, которая, скользнув по спине, опадает на камень.
Черт нервно сглотнул и похабно оскалился.
А бывшая богиня любви и красоты, ныне опальная суккуба медленно опустилась на землю и, превратившись в морскую устрицу, капризно потребовала:
– Целуй!
При виде призывно приоткрытых створок раковины и пульсирующей между ними студенистой массы черт икнул и свалился без чувств.
– Хлипкие нынче мужики пошли,- заметила, отсмеявшись, Леля.
Даже Эй неуверенно усмехнулся. Выразив тем самым уверенность, что и впредь добродетель будет торжествовать, а порок понесет заслуженную кару.
– Ну вот,- печально заметила устрица,- я только настроилась.
И, сердито хлопнув створками, вернулась в человеческое обличье.
Рекс недоверчиво приблизился к бессознательной (в настоящее время не только в моральном плане) нечисти и недоверчиво понюхал, пытаясь определить причины, по которым мы тратим на него столько времени. Здесь дел-то на один укус.
– Фу… – Видимо, не найдя ответа, олень потряс рогами и направился к урчащему над мослом псу, надеясь если не перекусить самому, так хоть бы помешать спокойной трапезе другого.
Испробовав все народные средства приведения в чувство, которые, прекрасно зарекомендовав себя на людях, оказались бесполезными с чертом, мы прибегли к крайним мерам – влили ему в рот несколько капель первача-самогона. Из хранимых в медицинских целях запасов.