– Ну-ну… – опустив на глаза повязку, тянет Фемида.
– Можно бы оформить задним числом,- частит черт-архивариус,-да…
– Здесь два «но».- Расправив на колене несколько справок, ангел тычет в них пальцем.- Во-первых, Сатана сам отстранил его от занимаемой должности, что автоматически лишает адской прописки. А во-вторых, поместить Асмодея…
– Леля… – поправляет черт.
– …в списки сейчас невозможно.
– Это почему?
– Он единорогом сделался,- бурчит черт.
– А они сами по себе…
– Говорил тебе, проверь! – Черт машет перед носом ангела зажатыми в руке распечатками.
– Ты говорил? Это я тебе…
Бабах в нос. Ответный хук в челюсть. Хвать зубами за ухо.
– Можете идти,- говорит судья.
Не сумев разнять сцепившихся архивариусов, их так и выводят из зала в виде некоего четвероногого существа.
Взяв со стола иск, Фемида высморкалась в него и бросила в мусорное ведро.
– Суд прекращает свою работу,- объявила она.
– А иск? -заикнулся посланник Сатаны.
– Какой иск? – удивилась судья, укладывая весы в кейс.
Но Сатана…
– Пускай заходит, когда освободится.- Фемида направилась к выходу.
– Встать! – выкрикнул глашатай.- Судья идет.
Очень быстро опустело здание, все разошлись по своим делам. Лишь архивариусы – черт и ангел продолжали в курилке извечную битву добра и зла на персональном уровне.
Сердобольная бабушка-уборщица из неприкаянных посмотрела на них, поохала и пошла ставить чайник. Как умаются, сердешные, будет отпаивать чаями. С малиновым вареньем.
Слухи о моей смерти несколько преувеличены.
Кощей Бессмертный
Цок-цок. Выйдя на крыльцо, я окинул хозяйским взором раскинувшееся пред моими очами поместье. Свадебный подарок от Владимира Красное Солнышко. Географическое месторасположение подарка этого (как выразился Добрыня – у черта на куличках), как мне кажется, обусловлено событиями, происшедшими во время нашего знакомства с владыкой.
А ведь какие радужные перспективы виделись вначале!
Благополучно выбравшись из портала, мы оказались в храме, где в это самое время отец Дормидонт Ополи-нариевич служил службу, на которой присутствовали Владимир – князь стольнокиевский, его сестра Апрак-сия и племянница Забава Путятична.
– Ой, какая лошадка! – всплеснула руками круглолицая девица, если верить имени, то очень и очень богатая на выдумку.- Я себе такую хочу.
– А ну не тронь его! – в один голос проговорили мои подруги, преграждая ей путь.
Дон Кихот, поскользнувшись на гладком камне в стремительном рывке к княгине, падающей в обморок (возможно, вызванный нашим неожиданным появлением), с грохотом растянулся рядом.
– Гав! – неуверенно заявил Пушок, растерявшись от стремительной смены декораций.
Осторожнее.- Добрыня поспешил на помощь незадачливому идальго и княгине Апраксин.
Ангел-истребитель Эй улыбнулся и исчез.
Отец Дормидонт опустился на колени перед образом распятого Христа и возблагодарил Всевышнего, в своей извечной доброте ниспославшего нам победу над Врагом рода человеческого.
– Владимир, князь, холост,- мужественно нахмурив лоб, представился тот, который в народе слывет Красным Солнышком. Обращаясь исключительно к Ливии. И сообщил: – Меня там карета во дворе ждет.
Мне он сразу не понравился. Узколобый, длинные засаленные волосики а-ля хиппи и быстро бегающие черные глазенки, словно у нашкодившей шавки.
– Пошли.- Его рука потянулась к локотку моего любимого ангелочка.- У меня в палатах кровать с шелковыми простынями.
Зря он это затеял.
Ливия не успела отреагировать, что спасло его физиономию. Зато успел я, уперев рог в княжий подбородок, от чего его острый кадык нервно скользнул вниз по тощей шее, и исподлобья с гневом уставившись ему в глаза.
– Уберите это грязное животное! -отпрыгнув, истошно завопил Красное Солнышко.
Вот теперь Ливия успела первой. И щека князя расцвела отпечатком пятерни.
– Он не грязный! Он будущий отец моих детей.
– Такие махонькие длинноногие жеребчики будут,- всплеснула руками Леля.
Набежавшие стражники бесцеремонно скр›гили нас, ибо после героического бегства от самого Сатаны желания устраивать небольшое свержение князя с трона у нас не было. Да и переписывать все учебники и труды по истории Очень хлопотно. Пускай живет. Были правители и хуже – и будут…
– Прекратите! – потрясая крестом, гневно возвысил голос отец Дормидонт. Многократно усиленный сводами храма, он приобрел неземную мощь.
Нас вытолкали из храма и заперли в городской темнице.
– Я от бабушки ушел,- пропел я, меряя шагами камеру из угла в угол. Для остальных это выглядело не очень мелодичным ржанием.- Я от Сатаны ушел и от тебя, князюшка, уйду!
– Ты такой большой,- промурлыкала на ухо ангел, вытянувшись на моей спине и зарывшись носом в густой гриве.
– Фррруу,- в знак согласия фыркнул я.
– Нехорошо получилось.- Добрыня Никитич ухватил руками за решетку и напрягся.
Застонало железо, но устояло.
– Девочки, мне пора,- сказала Леля, обнявшись поочередно с подругами и одарив напоследок меня братским поцелуем в нос- Не скучайте. И растворилась, оставив после себя аромат свежих полевых цветов. Ромашек разных, лютиков… -Тяв!
– Извини-извини.- Высунувшись по пояс из воздуха, она потрепала Пушка за ухом и повторно исчезла.
Спустя сорок минут (в обличье животного, вдобавок не простого, а мифического, я наделен этаким сверхточным внутренним хронометром) раздался грохот слишком быстро раскрытой двери. Отскочив от каменной кладки, она загромыхала по ступенькам. Судя по крикам стражников, дверь двигалась не намного медленнее, чем они.
Вот так, все скопом, они и появились.
Первыми показались тюремщики, восседая на подпрыгивающей дверной створке и отталкиваясь древками пик от стен, словно команда бобслеистов, впервые в жизни сменившая сани-боб на байдарку и решившая сплавиться по горной речке. Непреодолимым Рубиконом для них стали толстые прутья решетки, символизирующей отсутствие у нас свободы перемещения.
Мы проворно отскочили в глубь камеры, позволив суммарному весу железной плиты и тройки откормленных стражей, движущемуся с постоянным ускорением, побороться за наши права.
Вслед за ними вошли два бородатых мужика усиленной конструкции. Косая сажень в плечах. Там, где трио тюремщиков находило место для маневра, они двигались гуськом, то и дело задевая плечами за стены, от чего с последних сыпались комья грязного мха и кусочки растрескавшегося от времени раствора. При этом они пригибались каждые два метра – именно на таком расстоянии тянулись потолочные балки, количеством скопившегося на них мусора заставлявшие считаться с собой. Откопаться-то откопаешься, но отмываться придется месяц.