Едва видимая тропка ложилась под ноги далеко не первый раз – были годы, когда в своем стремлении получше изучить окрестный мир он несколько раз в год выбирался из своего убежища и месяцами путешествовал по разным королевствам, выдавая себя то за странствующего монаха, то за лекаря. Но вот появившееся ощущение какой-то слабости в ногах действовало на нервы. «Вот она, старость!», подумал он грустно и, тяжело вздохнув, постарался прибавить шаг. До Аниора было еще далеко, и особенно расслабляться не стоило: в этот раз выбраться в большой мир пришлось далеко не из-за праздного желания погулять…
…А в предгорьях играло лето. Правда, в отличие от прошлых лет, на полях было довольно пустынно – на колосящихся полях суетились в основном женщины. Добрую половину взрослого мужского населения выкосила война с Орденом, а немногих оставшихся в живых победители забрили на службу… Глядя, как измученные непосильным трудом женщины стараются собрать урожай, Эол стискивал зубы и бледнел, – увы, он уже давно отошел от роли праздного и бесстрастного наблюдателя и врос душою в этот мир… Хотелось помочь... всем и каждому… но вот в этом и без того не раз обойденные инструкции были особенно жесткими. Никакой высокой технологии… но как же без нее?
И поэтому, ночуя в придорожных лачугах, он ненароком «терял» деньги, не имея возможности помочь по хозяйству, и старался хоть как-то примирить этим свою разрывающуюся от сострадания душу с тем, что он считал своим долгом. Перед самим собой и этой чертовой планетой, так глубоко проросшей в его сердце.
Увечный вождь змеиным жалом
повергнет демона… Увы,
свершится месть… и вновь Орала
на Меч заменят… С головы
того, кто назван в честь героя,
падет ладонь Убийцы. Тьма
в тот час окрестный мир накроет…
и в Мир опять придет Зима…
Строчки Пророчества, упорно не желающие забываться, гнали его вперед, заставляя все ускорять и ускорять и без того скорый шаг…
Аниор изменился… Дома, сгоревшие в войну, так и чернели пепелищами; улицы, некогда запруженные народом, были практически пустынны; на лицах немногих прохожих читался неприкрытый страх перед каждым незнакомцем. Патрули Ордена, попадавшиеся навстречу, то и дело вглядывались в его лицо, и только лишь почтенный возраст и явная нищета, видимая со стороны невооруженным взглядом, останавливала служивых от досмотра или еще чего похуже… Пробираясь по незнакомым знакомым улицам, Хранитель мрачно поглядывал по сторонам, с трудом отыскивая ориентиры. Таверна, в которой хозяйствовал Боно, возникла перед ним неожиданно, и в первый момент Эол подумал, что провалился куда– то в прошлое: чистый, не присыпанный пеплом, как у всех остальных зданий в городе, фасад казался чем-то ирреальным. Покосившись на коновязь, около которой суетились трое пацанов, надраивая скакунов отдыхающих в таверне путников, Эол, слегка дрожа от волнения, толкнул рукой массивную дверь и сделал шаг внутрь…
Уютный зал гудел от голосов отмечающих какое-то знаменательное событие монахов: сдвинутые в одну линию столы ломились от выпивки и еды, а раскрасневшиеся молодчики за ними, перекрикивая друг друга, орали здравницы сухонькому, но выглядящему на редкость опасным воину с парой плохо заживших шрамов на лице. Сидящий во главе стола, воин нехотя прихлебывал из кубка и цепкими взглядами встречал всех тех, кто переступал порог таверны. Удостоверившись, что вновь прибывший не представляет никакого интереса для него, он благосклонно кивнул автору очередного славословия и вгрызся в кусок сочащегося соком мяса…
На подгибающихся от усталости ногах добравшись до маленького, дышащего на ладан столика, стоящего почти у входа на кухню, из которого то и дело вылетали нагруженные тарелками служки, Эол опустился на свободный уголок лавки и, дождавшись, пока хозяин заведения, о чем-то разговаривавший за стойкой, обратит на него внимание, призывно кивнул ему головой.
Свободных кабинетов в таверне не оказалось, поэтому располагаться пришлось в комнате под самой крышей, принадлежащей самому Боно. Седой, покрытый шрамами старик на попытку отказаться так сверкнул на Хранителя глазами, что Эолу стало не по себе – старый воин, почти сломленный смертью друга, все же сохранил тот стержень, что когда-то вел его в бой против страшного врага. Поэтому, побросав свои нехитрые пожитки под выделенный топчан, Эол не стал ходить вокруг да около, а сразу ввел спокойно дожидающегося начала беседы воина в курс причины своего появления в городе:
– Грядет большая война, дружище, и мимо нас она, к сожалению, не пройдет! И чем раньше об этом узнают Мерион и Ольгерд, тем меньшим количеством жизней мы сможем заплатить…
– Дальше не продолжай! – не дав продолжить рассказ, буркнул Боно, нервно подергивая себя за бороду. – Подробностей мне тут лучше не знать. Мало ли что. Утром я выделю тебе провожатого, который проведет тебя через перевал. Лошадей не предлагаю – там они не пройдут. Прихвати с собой еще несколько ребятишек, которые дожидаются оказии, ладно? А то их тут держать небезопасно – Орден что-то активизировал поиски новобранцев и не проходит мимо ни одного подростка старше двенадцати лет. Припасы я подготовлю. А сейчас извини – внизу очень уж беспокойные гости. Я пойду к ним… Отдыхай… А если мне что-то нужно знать – скажешь об этом завтра на рассвете – у меня будет для этого время и возможности. Сейчас пришлю мальчишку с ужином…
Проводив взглядом выходящего из комнатенки воина, Эол грустно покачал головой – годы брали свое даже у таких закаленных жизненными передрягами натур, каким был хозяин этой маленькой, но, судя по виду, процветающей таверны…
Вытянув ноги, он прислонился к стене и прикрыл слезящиеся от чада камина, разожженного где-то внизу, глаза. Хотелось спать, но пустой желудок требовал своего. И весьма настойчиво…
Добраться до Аниора оказалось не так просто – патрули монахов на всех значимых дорогах; небольшие гарнизоны в городах и деревнях не позволяли пользоваться какими-либо удобствами – как в передвижении, так и в питании и ночлеге. Ели дичь, благо всяких там зайцев и косуль вокруг было предостаточно, а разжигать костер я научился лет в пять, если не раньше. Спали в стогах на полях или на еловом лапнике. Передвигались исключительно тропами, иногда уточняя направление у женщин, работающих на полях. Оливия держалась молодцом – несмотря на тяжелые переходы, она не скулила и не ныла; мало того, по вечерам она постоянно просила меня уделять немного времени ее тренировкам и выкладывалась на них до предела. Я старался выкладываться не меньше – близость ее тела сводила меня с ума, и только проваливаясь в сон, я мог отвлечься от мыслей о том безумном поцелуе на берегу. Единственное, по чему можно было заметить, что она устала от неустроенности – так это то, что она практически перестала шутить. Впрочем, и мне было не до шуток – чем ближе был Аниор, тем труднее мне было понять, как мы будем искать адептов Обители в городе, забитом монахами под самую завязку – по дорогам, ведущим в его направлении, я несколько раз замечал марширующие подразделения тяжелой пехоты и видел следы конницы. Но свои сомнения старался не афишировать – и без того усталая девчушка могла совсем раскиснуть…