— Интересуетесь историей?
— А разве это запрещено законом?
— Разумеется нет. — Рябушкин пожал плечами. — Просто первый раз вижу молодого человека в мундире Преображенского полка. Вы член исторического клуба или это, так сказать, чистая самодеятельность?
— Я обязан отвечать на этот вопрос?
Анатолий Сергеевич сделал строгое лицо и протянул Ярославу постановление о возбуждении уголовного дела по факту исчезновения двух человек, Ходулина Николая Владимировича и Ходулиной Екатерины Семеновны.
— С Екатериной и Николаем Ходулиными я виделся сегодня утром. Мне не совсем понятно, гражданин следователь, когда они успели пропасть? А главное, кто заявил в органы об их исчезновении?
Анатолий Сергеевич скосил глазами в сторону и ушел от ответа на прямо поставленный вопрос. Впрочем, он и не обязан был отвечать на вопросы подозреваемого. Ярослав был почти уверен, что тетя Фрося о пропаже своих племянника и племянницы не заявляла. Конечно, о пропаже Катюши мог сообщить в органы кто-то из жителей деревни и даже указать на Кузнецова и Кравчинского как на возможных насильников и убийц, но вот об исчезновении Коляна деревенские ничего не знали. Да и с какой стати им вообще поднимать шум по этому поводу? Ну приехал племянник к тетке, погостил и уехал. Тем не менее милиция и прокуратура проявили редкостную оперативность и возбудили дело в рекордно короткие сроки, не имея на руках улик или хотя бы заявления от родственников пропавших. Такую оперативность наши правоохранители проявляют только в том случае, если на них давят сверху, и давят очень сильно.
— При вас обнаружен целый арсенал оружия, — многозначительно вскинул правую бровь к потолку Рябушкик. — У вас есть разрешение на его хранение?
— Оружие я нашел в дупле старого дерева, за городом,—соврал не моргнув глазом Ярослав. — Хотел сдать в милицию, но не успел.
— Одежду нашли там же?
— Да. Возможно, кто-то ограбил исторический музей, но не исключено, что все эти вещи из частной коллекции.
— Если мне не изменяет память, гражданин Кузнецов, вы владеете частным детективным агентством?
— У меня есть официальное разрешение.
— Так вы отрицаете свою причастность к исчезновению Ходулиных?
— Прежде всего я отрицаю сам факт исчезновения вышеназванных лиц.
— Но вы ведь уезжали из города втроем?
— Ходулин решил еще несколько дней погостить у тетки, — ответил Кузнецов. — Сдается мне, что вас ввели в заблуждение, Анатолий Сергеевич.
Конечно, следователь мог бы здорово прижать Ярослава, все-таки хранение огнестрельного оружия — это не шутка. А револьвер «наган», пусть и весьма почтенного возраста, вряд ли удастся выдать просто за музейную или семейную реликвию. Но как раз по поводу оружия у правоохранительных органов что-то не заладилось с самого начала. Следователь о чем-то долго шушукался с молодым человеком, доставившим детектива и поэта в отделение. Ярослав услышал только одну фразу, произнесенную молодым человеком: «Эксперт меня с этим револьвером на смех поднял». Но этого оказалось достаточно, чтобы сделать правильные выводы.
— Я так понимаю, что изъятое у нас оружие ненастоящее? — ласково спросил Кузнецов у следователя.
— Вы могли бы заявить об этом сразу,—раздраженно отозвался следователь, — а не морочить нам головы.
— У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
— Вопросы, скорее всего, будут, гражданин Кузнецов, но не сегодня. Я вас больше не задерживаю.
Кравчинского и вовсе никто допрашивать не стал. Аполлон немного пошумел по поводу не предоставленного ему адвоката, но потом благосклонно позволил снять с себя наручники. После этого задержанные были препровождены на крыльцо отделения милиции и отпущены на все четыре стороны.
— Могли бы и подвезти до дому, — пробурчал Аполлоша, не форсируя, однако, голоса, дабы не навлечь на себя гнев опростоволосившихся стражей закона.
К счастью, от отделения милиции до дома Кузнецова было рукой подать, и друзья проделали этот путь за десять минут. Ярослав жил на втором этаже в однокомнатной квартире, бывшей предметом зависти Аполлона Кравчинского, вынужденного в силу стесненного материального положения проживать под крылышком заботливых родителей. Первым делом Ярослав переоделся, забросив подальше поднадоевший ему мундир.
Кравчинский, обнаруживший в холодильнике у приятеля несколько банок пива, упал в кресло и принялся сосать пенящийся напиток как теленок, на долгое время отлученный от вымени коровы-матери.
— Вот это я понимаю нектар! — похвалил он, отрываясь от банки. — А то поят всякой кислятиной, выдавая ее за качественный продукт. Слушай, а почему нас отпустили?
— За недостаточностью улик. Но думаю, еще не вечер.
— А кто на нас накапал? Неужели Ефросинья?
— В том-то и дело, что нет, — усмехнулся Ярослав, — иначе нас из кутузки так бы легко не выпустили. А нам трудно было бы доказать, что Колян и Катюша живы и здоровы.
— Но ведь в той деревне, по-моему, нет даже телефона. Выходит, кто-то в городе хлопотал о нашей участи.
— Им нужна была диадема. Во всяком случае, мне так кажется.
— А кому это им?
— Понятия не имею. Тебе не кажется странным горячее желание Коляна Ходулина помочь родной тетке?
— Хочешь сказать, что ему надо было срочно слинять из города?
— Если верить графу Глинскому, то он чем-то крупно насолил императору, а потому и вынужден был покинуть столицу и укрыться в деревенской глуши. А поскольку мы с тобой уже выяснили, что наша императрица за пределами заколдованного круга ездит на «мерсе», то почему бы ни предположить, что и ее супруг занимает видное положение в нашем городе.
— Резонно, — согласился Аполлон, опустошая очередную банку пива.
— В таком случае напряги свои извилины и попытайся припомнить, не приходилось ли тебе сталкиваться с этой женщиной, я имею в виду «императрицу», в здешних злачных местах.
— Так уж сразу и злачных, — возмутился Кравчинский. — Если я и был несколько раз в казино или стриптиз-баре, то это вовсе не означает, что я враг народа. Честно говоря, эта женщина показалась мне смутно знакомой, но с кем и когда я видел ее, вспомнить не могу. В конце концов, она ведь и прическу поменяла и платье. Ты не возражаешь, если я у тебя переночую. Не хочется беспокоить родителей в поздний час.
— Спать будешь на раскладушке.
— Уговорил, — проявил покладистость характера поэт. — На твой продавленный диван я и не претендую. А куда ты, кстати, спрятал диадему?
— Положил в дупло дерева на том самом месте, где завалил компанию фон Дорна.
— Слышал бы тебя сейчас наш хороший знакомый Анатолий Сергеевич Рябушкин, нам бы до конца жизни пришлось баланду хлебать.
Кравчинский улегся на старенькую раскладушку, жалобно скрипнувшую под его далеко не хлипким телом, и захрапел почти мгновенно. Ярослав уснул далеко не сразу, мучительно анализируя ситуацию. Вырваться из заколдованного круга им вроде бы удалось, но не исключено так же, что оракул просто раздвинул границы своего влияния. В любом случае, не следовало сбрасывать со счетов следователя прокуратуры Рябушкина. Человек он, судя по всему, настырный, и по своей ли воле или по желанию иных заинтересованных лиц, но непременно наведается в отдаленную деревушку, которая, к слову, не столь уж отдаленная, и добраться до нее можно будет за каких-нибудь три часа. Кузнецов заподозрил Рябушкина в преступной связи с фон Дорном. Точнее, с субъектом, который в заколдованном круге исполнил сразу Две роли, — незадачливого преображенца и хитроумного старшего оперуполномоченного. Первого из них Ярослав ранил, второго убил, но это ровным счетом ничего не означало в том мире, где смерть всего лишь предвестник воскресения. Был человек, знавший и об оракуле, и о диадеме гораздо больше, чем Кузнецов, но знал далеко не все, а потому и разыграл хитроумную комбинацию, в хитросплетениях которой запутались очень многие люди, включая и самого Ярослава.