— Спасибо и на этом, комит, — с издевкой поклонился послу князь Ладион. — Что еще?
— Божественный Зинон и патриарх Ефимий предложили рексу Тудору в случае победы инсигнии римских императоров и титул августа Италии. Но Тудор христианин, а ты, князь, язычник.
— А если бы я был христианином, что тогда?
— Тогда бы ты мог стать августом Галлии не только волею Зинона, но и волею Бога. И никто не смог бы отобрать у тебя и твоих потомков этого титула, ни старейшины франков, ни даже император.
— Я подумаю над твоими словами, высокородный Анастасий. Время подскажет мне правильный ответ.
Из Константинополя шли тревожные слухи: божественный Зинон терял остатки жизненных сил и вокруг византийского трона разгоралось нешуточная борьба. Еще месяц-другой, и Анастасию ничего другого не останется, как только с горечью констатировать, что семь лет жизни потрачены им практически впустую. Война в Италии шла уже три года. А когда-то комиту казалось, что Сар и Констанций не продержатся и месяца, уж слишком многочисленны были их враги. Вестготы Тудора захватили Аквилею и Верону, франки Ладиона — Арль и Медиолан. Силы Сара были явно недостаточны для войны сразу и на западе, и на востоке Италии. Это довольно скоро сообразили патрикии и сенаторы Рима, отказавшие ярману Констанцию в поддержке, а многие из них переметнулись на сторону коалиции, сколоченной Анастасием. Война началась более чем успешно для союзников божественного Зинона. Римские города сдавались на милость остготов и франков без сопротивления, а Констанций, преданный своими магистрами, потерпел поражение в первой же битве с Тудором. Сар, занятый войной с франками, не смог вовремя прийти сыну на помощь. Но и разбить себя он не дал. Умелым маневром он ушел от удара конницы франков и отступил в глубь Италии. Князь Ладион занял Медиолан и посчитал войну законченной. Остготы рекса Тудора настолько увлеклись грабежом богатой Вероны, что упустили разгромленные, но неуничтоженные легионы Констанция. Это было крупной ошибкой рексов, во многом предопределившей дальнейшее течение войны. Сар соединился с сыном и занял неприступную Ровену. Запасов продовольствия в этой крепости, служившей на протяжении веков надежным убежищем римских императоров, было более чем достаточно. Кроме того, Ровена имела выход к морю, и наладить морскую блокаду города Анастасию не удалось. Зато Сар сумел заручиться поддержкой вандалов, и теперь суда морских разбойников безжалостно топили византийские и римские галеры, пытавшиеся помешать подвозу продовольствия в осажденный город. В стане франков нарастало недовольство, результат деятельности жрецов и старейшин, противников союза своего князя с императором Византии. К тому же прошел слух, что венеды и руги снаряжают армию для поддержки ярмана Констанция и кудесника Сара. Возрастающая активность северных варваров могла аукнуться для Великого Рима такими бедами, по сравнению с которыми нашествия вандалов и гуннов показались бы детской забавой. И в довершение всех неприятностей активизировались вестготы рекса Валии, прежде вроде бы тихо сидевшие в своей Аквитании. Князь Ладион, дабы не быть отрезанным от Северной и Центральной Галлии, вынужден был отступить к Арлю. И у Тудора, оставшегося в одиночестве, был теперь выбор: либо бросать своих остготов на высоченные стены Ровены, которые не могли преодолеть куда более многочисленные гуннские орды, либо отступать к разоренной Вероне, где его ждали только вороны да прах. Именно в эту непростую для Анастасия минуту в остготский лагерь прибыли посланцы Римского Сената, высокородные Дидий и Сулла. Дидия Анастасий знал очень хорошо, а потому не ждал от него неприятностей, зато сенатор Сулла сразу же огорчил византийского комита своими неуместными пророчествами. Этот тупой, но напористый патрикий потребовал от Тудора ни много ни мало как снять осаду Ровены и вступить в переговоры с ярманом Констанцием.
— А какое дело христолюбивым римским сенаторам до какого-то там языческого ярмана? — насмешливо спросил Тудор.
— Ты, вероятно, запамятовал, рекс, что Римский Сенат признал за божественным Констанцием право взимать налоги с имперских провинций, а также право издавать эдикты, направленные к защите наших земель от внешних и от внутренних посягательств.
— А мне казалось, высокородный Сулла, что сенаторы давно уже забыли о своем богопротивном решении, — вмешался в разговор Анастасий.
— Мы действительно об этом забыли, комит, — подтвердил Дидий, — но нам напомнили о слове, данном когда-то.
Сенатору Дидию давно уже перевалило за семьдесят, и уж конечно, этот много чего повидавший человек никогда бы не отправился в путешествие до Ровены в нынешнее беспокойное время, если бы его не вынудили к этому весьма серьезные обстоятельства.
— Кто напомнил? — вскинулся Тудор.
— Вандалы и римская чернь, — вздохнул Дидий. — Ты же знаешь, высокородный Анастасий, что патрикии и сенаторы были на твоей стороне. Но наше терпение не безгранично. Север Италии разорен войной. У Рима не хватит средств, чтобы прокормить остготов сиятельного Тудора. И если вандалы перекроют подвоз продовольствия к Вечному Городу, то бунта нам не избежать.
— А ты не боишься, сенатор, что голодные остготы наведаются к вам в гости? — сверкнул глазами Анастасий.
— На месте остготов я уносил ноги из Италии, — не слишком любезно буркнул Сулла. — Иначе союзники ярмана Констанция вышибут из них дух.
— А что вы, собственно, предлагаете, сенаторы? — поморщился Анастасий.
— Пусть рексы Тудор и Ладион признают верховную власть ярмана Констанция, а тот в свою очередь признает их права на те земли, которыми они сейчас владеют.
— А как же права Христовой церкви? — ощерился византиец.
— На права христиан ни Сар, ни Констанций никогда не покушались, — пожал плечами Дидий. — Не пойму, о чем ты хлопочешь, высокородный Анастасий?
— Тебе объяснят это во время Страшного суда, сенатор, — холодно бросил комит.
— Хорошо, — пожал плечами старый патрикий. — Я подожду.
— Вы не боитесь божьего гнева, сенаторы, но император Зинон сумеет покарать предателей собственными силами. Его легионы уже готовы к выступлению.
— Я слишком стар, Анастасий, чтобы поддаться на подобные уловки, — печально покачал головой Дидий. — Божественный Зинон на пороге смерти, и в Риме об этом знают. Знаем мы и другое: после смерти императора в Византии разразится большая усобица, и помешать этому не сможем ни мы, ни вы.
— Вы дадите нам время подумать? — вежливо полюбопытствовал Тудор.
— Можете думать до утра, — отрезал Сулла. — С восходом солнца мы с высокородным Дидием отправимся в Ровену, чтобы от имени Римского Сената предложить мир ярману Констанцию и правителю Сару.
Сенаторы, не сказав больше ни слова, покинули роскошный шатер рекса Тудора, подаренный тому лет пятнадцать назад сиятельной Вериной. Подумать только, как быстро летит время! Казалось бы, совсем еще недавно юные Тудор и Анастасий, надуваясь от спеси и внутреннего напряжения, несли роскошный шлейф императрицы, а ныне в их руках не материя, расшитая золотом, а империя, затрещавшая по швам. И плата за промах существенно возросла, ибо грозит им сейчас не изящная женская ручка, а божественная длань.