– Я и тебе принёс не ячмень, не овёс, а пшено. Вот оно! – Ман-Кей достал из-за пазухи пакет зерна.
Петух обрадовался подарку, как ребенок.
Друзья поужинали, глазея на деревню. Она имела признаки упадка. Заколоченные ставни и двери домов, заброшенные огороды, техника, голый остов теплицы…
За деревней паслись коровы. С соседних дворов доносилось пение местных петухов и кудахтанье кур. Петер заволновался.
– Девочки… Я есть слыхать девочки! А как им плохо петь здешний петух! Что за бессильный фальш! Что за безвкусица!
Гамбургский талант не выдержал и запел сам на мотив «Вернись в Сорренто»:
Слышишь, в рощах апельсинных
звуки трелей петушиных?
Вся в цветах, благоухая,
расцвела земля вокруг.
Не оставь меня,
тебя я умоляю.
Приди к овину,
мой верный друг!
И притихла деревня. Очарованные курочки вытягивали головы, ловя «звуки трелей петушиных», а посрамлённые петухи будто бы разом проголодались, принялись искать крошки…
Наконец обаяние тишины разрушили посторонние шумы, отмерли курочки, заквохтали, обсуждая неведомую арию, потом оживились петушки.
Петер загрустил. Эм Си ободрил коллегу:
– Не печалься, брат, в тоске бесконечной – их жизнь коротка, твоё искусство вечно, йо!
Начало темнеть. Друзья решили, что нет смысла возвращаться ночью, ведь они не дикие звери, чтобы найти дорогу по запаху. Шимпанзе развалился на сене, Петер примостился на насесте.
– А ещё, вспомнил пока, хотел спросить про канюка, – сказал Эм Си. – Чего он тогда хотел? Почему не улетел?
– На совете? – Немец рассмеялся. – Он хотеть взять уроки пения.
– Канюк?!
– Да. Он иметь мечтать про большой успех в пении.
– Потеха, потеха, он же неумеха. Его жалобные вопли выжимают из слушателя слёзы и сопли! Бывает же такое, впору заржать: рождённый ползать не может летать.
– Ты на что есть намекать? – обиженно вскинулся Петер. – Я уметь летать, хоть и недалеко.
Шимпанзе пришлось извиниться за то, что он невольно обидел друга. Разумеется, он никаких намёков не планировал. Оскорблённый снисходительно простил рэпера.
– Ты имел сказать, что взял последний фрукт, – напомнил петух. – Насколько я ориентируюсь, тут они не расти. Значит, их привозят. Бьюсь об заклад, редко. Как ты хотеть решать проблему голода?
– Хороший вопрос, Пит, и я ценю твоё мнение, но проблемы решаю по мере их возникновения, – ответил Эм Си.
– Сколь сиюминутен ты есть.
Потом они болтали о всякой всячине, но все разговоры сводились к тому, что хочется домой. Правда, идей, как туда попасть, обезьяна и петух так и не родили. Недаром замечено: сытый соображает хуже. Зато спит лучше. Сон Ман-Кея и Петера был глубок. Обоим привиделись родные края. Петух важно вышагивал по дорогам старого Гамбурга, раскланиваясь с другими франтами. Рядом шла красавица жена, сзади шли аккуратные детишки-цыплята. А Эм Си приснилась Африка – жаркие джунгли, развесёлые друзья и много-много еды… Ничто не тревожило покой циркачей.
Ночью долго лаяли собаки. Они чуяли, что к околице приходил волк и стоял, ждал… Волк приходил не один, а с ежом. Но кто обратит внимание на ежа, когда рядом серый матёрый хищник?
– Ну, Серёга? Не нашёл обезьянина с гамбургским другом? – спросил утром бодрый Михайло Ломоносыч, когда волк с ежом явились в условленное место, на опушку леса.
Погодка вырисовывалась не самая весёленькая – за ночь ветер нагнал туч, и теперь в воздухе носилось предчувствие дождя. Однако медведь проснулся в деятельном расположении духа. Сказалась вчерашняя победа над браконьерами. Лесной губернатор смотрел в будущее и видел там только хорошее.
– Не нашёл. – Волк покачал головой.
– Плохо. – Градус настроения Михайлы упал разом делений на десять.
– Послы-послы, а ведут себя, как ослы, – порадовал окружающих экспромтом Колючий.
– Нишкни, шпанёнок, – велел медведь. – Сейчас остальные иноземцы подойдут, а ты язык распускаешь. И так из-за их глупости конфликт может случиться. Чёрт их дёрнул тащиться к людям… Где Василиска?
– Тут!
Лисёна вышла на опушку, изящно потягиваясь и деликатно позёвывая. Она провела ночь, охотясь.
– Идеи есть?
– Ах, значит, не вернулись, – догадалась рыжая. – Порассуждаем. Соваться в деревню днём дураков нет. Но наблюдать за ней надо. Лучше с воздуха.
– Ты готова отправиться в полёт? – поддел лису Серёга.
– Слабоват ты умишком, серый, а в шутники набиваешься, – отпарировала Василиса. – Надо послать туда канюка.
– Почему канюка? – Медведь не понял выбора.
– Так он, как я поняла, пламенный поклонник таланта моего Петера-петушка…
– О, ты тоже не последняя его поклонница! – съязвил Серёга.
– Ценю дарование, не отрекаюсь, – с напускным благородством ответила лиса.
– Всё, тихо, – скомандовал Михайло. – Это такой жирный канюк, да?
– Я бы сказала, полный канюк.
– Эй, Стук Стукыч! – громко позвал Ломоносыч. – Телеграфируй приказ по лесу. Мне нужен канюк-меломан! Пусть следит за деревней, где засел Петер.
Дятел бодро застучал шифровку.
В это время на опушке появились спортивно подпрыгивающий Гуру Кен и меланхолично жующий Вонючка Сэм.
– Не представляю, как этот долбёжник живёт, – удивлялся скунс. – Что за работа такая – стучать, стучать, стучать… По-моему, он вообще не замолкает.
– Его эта работа кормит, гостюшки дорогие, причём в буквальном смысле, – пояснил Михайло. – Он личинки сейчас ищет, а не впустую колотит.
– Боюсь я за Эм Си и Петера, – признался кенгуру, закончив тренировочные прыжки.
– Мы тоже крайне обеспокоены их демаршем, – сварливо ответил медведь. – И несмотря на то что мы снимаем с себя всякую ответственность за несчастья, которые могут произойти по вине ваших коллег, к их поискам подключены лучшие силы леса. Сейчас организуется воздушное наблюдение. Ночью по моему личному распоряжению туда ходила спасательная экспедиция.
Серёга и Колючий удивлённо переглянулись. Всё-таки по части дипломатии Ломоносыч гений! И отмазался, и пыль в глаза пустил.
– Мы ценим вашу заботу и хотим поучаствовать, – сказал Вонючка Сэм.
– Нам остаётся лишь ждать, надеясь на лучшее, – подала голос Лисёна. – Логово людей – самое опасное место в округе. Я бывала там лишь раз, но страху натерпелась на всю жизнь вперёд.
– Зачем же ты туда ходила? – восхищённо поинтересовался Гуру Кен.
– С инспекцией птичьего двора, – уклончиво объяснила лиса.