Разведчики пошли вслед за командиром, загребая ногами песок. Один стажер старался идти след в след. Задов сразу же отстал и со словами: «Я на минуточку» – юркнул в ближайшую палатку. Через минуту стало слышно, как он там чем-то гремит и разочарованно возмущается: «Тоже мне, оккупанты. Цыгане и те с собой больше полезных вещей таскают. Называется, в поход собрались!»
– Палатки после осмотра сжечь! – не оглядываясь, приказал Кузнецов.
– Слушаюсь, мой генерал! – отозвался повеселевшим голосом Лева. Значит, он таки нашел что-то интересное и поднимающее настроение.
Командир группы поморщился. Он не любил грубую лесть.
Пока трое разведчиков возились в иле, вытаскивая из дна жерди загона, одессит успел обшмонать весь лагерь. После этого он соорудил самодельный факел из древка копья и теперь возбужденно метался между палатками, поджигая брезентовые стенки. Ткань, просушенная летним солнцем, занималась сразу. Дольше всех не хотел загораться длинный обеденный стол, стоящий на открытом воздухе. Факел капнул горящей смолой на руку Задову. Сперва зашипела смола, а потом и сам Лева, болтая пальцами в воздухе. Прыгающий, вопящий во все горло и размахивающий руками одессит казался со стороны огнепоклонником в костюме зебры, исполняющим ритуальный танец.
Разведчики одевались на песке. На берегу гудело пламя, пожирая остатки полевого лагеря английской экспедиции. Петруха забыл застегнуть ширинку на галифе; дикая сила играющего перед ним огня остановила его, приковывая внимание. Позабыв о форме, стажер зачарованно глядел на грандиозный костер. Черные клубы дыма вздымались к небу, как пена на пивной кружке, срывались, опадали, и тогда вихрь пламени вырывался вверх. На фоне стены огня стоял весь в копоти Задов с полыхающим факелом в руке. Он радостно улыбался, а карманы знаменитых бриджей грозили лопнуть от трофеев. Тельняшка подозрительно оттопыривалась спереди. К Левиному несказанному сожалению, вместительность карманов была ограничена нерадивым портным, у которого он шил на заказ чудо-бриджи.
– Закурим, что ли? Махорочки не найдется? – спросил профессиональный трофейщик и экспроприатор.
Кузнецов удивленно посмотрел на него своими синими глазами. Лицо Задова сияло таким заразительным весельем, что обер-лейтенант невольно усмехнулся и полез в нагрудный карман кителя за портсигаром.
– Спички нужны?
– Не-а,– пробурчал Лева, осторожно чмокая губами и прикуривая от факела.– Благодать-то какая!
Под песню «Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью…» на берегу появился песчаный вихрь, сквозь который проступали контуры карусели. Четверка разведчиков двинулась в сторону круглого настила. Задов, шедший последним, решил подразнить Петруху. Он начал противно мяукать с подвывом, подражая помоечному коту. Не дождавшись аплодисментов, Лева собрался закончить концерт, но его бесцеремонно прервали. Из леса донеслось ответное мяуканье, перемежаемое грозным рыком. Дальнейшая посадка прошла в ускоренном темпе. Одессит, шедший последним, на карусели очутился первым. За ним последовали остальные. Никому из разведчиков не хотелось связываться с серым хищником семейства кошачьих, тем более занесенным в «Красную книгу».
Карусель закружилась, набирая обороты, и растаяла в летнем мареве. Центральный столб последней палатки, обнажившийся в последний момент в капризном метании дыма, рухнул. Шипящий столб искр взлетел фейерверком. И теперь только сваи пустого загона, торчащие из воды, да черное пожарище напоминали о пребывании враждующих отрядов коррекции в этой реальности.
Все стихло. Даже легкий ветерок улегся, уснул.
И вот тогда тихая гладь бездонного озера внезапно вспенилась, по ровной воде пробежала одинокая волна. Из глубины показался огромный плавник и начал чертить зигзаг по поверхности озера. В его движении было столько неукротимой свирепой ярости и силы, что Кузнецов, несомненно, взял бы свои слова обратно и отменил вызов карусели. Плавник исчез в глубине так же внезапно, как и появился.
На берегу недовольно втягивал ноздрями воздух зверь с пушистыми кисточками на ушах. Запах гари ему не нравился и неприятно щекотал ноздри. Серая тень мелькнула среди стволов деревьев и исчезла в чаще…
Командир отряда решил заглянуть к внештатному консультанту отдела контрразведки Дзержинскому. Его маленький кабинет больше походил на большую конуру, забытую кем-то в обширных подвалах Скуратова.
Осторожно спускаясь по ступенькам, Владимиров не забывал смотреть по сторонам. Каменные стены и своды покрывал зеленый ковер плесени. Из темного закоулка доносилось монотонное капанье. Водяной метроном отсчитывал вечность. Ничто так не выводит подследственных из душевного равновесия, как методичное «кап-кап», особенно когда капает на выбритое темечко.
Неделю назад Хохел закончил ремонт подземелий, о чем незамедлительно отрапортовал. Владимиров прекрасно помнил астрономические счета сметы, которые подписывал. Смешанные бригады гномов и лесовиков-шабашников трудились в две смены не покладая рук. И к чему все безумные траты? Командира опять встречает выщербленный кирпич в зеленых разводах. Фурманов докладывал: «Малюта мажет стены кефиром. Специально разводит плесень. На молочных продуктах она, голубушка, растет как на дрожжах». Выходит, комиссар говорил правду. Малюту тоже понять можно: тяжело отказываться от старых привычек. Привычка – вторая натура, да и специфика службы требует соответствующего антуража. Спрашивается, зачем ремонт было затевать?
Так думал Владимиров, отыскивая дверь в кабинет Феликса. Тусклые лампочки горели через одну и света почти не давали. Вход в кабинет был обшит железом с косо приваренным щитом и кривым ятаганом. Попробуй привари ровно в таких потемках! Командир отряда с натугой открыл тяжелую дверь. Дзержинский сидел за столом и увлеченно рассматривал толстый журнал. Послюнявив палец, он аккуратно перевернул страницу. Крохотный кабинет был ярко освещен лампой, висевшей под железным абажуром на длинном черном шнуре.
Дзержинский, застигнутый врасплох, успел захлопнуть журнал и попытался спрятать его в верхний ящик стола, но не успел. Командир вежливо, но твердо ухватил железными пальцами выцветшую от времени обложку. Дима не любил, когда у подчиненных были тайны.
Дзержинский затравленно смотрел снизу вверх на командира, но рук не разжимал и журнал держал цепко. Обложка затрещала, грозя порваться. Глядя в глаза Владимирову, Феликс сказал:
– Журнал «Красный ворон». Только для служебного пользования.
– Мне все можно! – осклабился командир.– У меня нулевой допуск во всех реальностях. Я даже ядерное оружие имею право применять по собственному усмотрению. Только у меня его пока нет. Пока!
Феликс обреченно разжал пальцы. Дмитрий Евгеньевич профессионально быстро начал перелистывать страницы. С удивлением он обнаружил, что в середине не хватает несколько листов. Их выдрали с мясом, оставив только тоненькую вкладку с потускневшими фотографиями. («Красный ворон», ведомственный журнал ОГПУ, издавался до 1926 г.)